Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
— Нет, нет, спасибо, если позволите, подожду здесь, я не тороплюсь.
Ему было интересно посидеть в этом волшебном уголке Бухареста, о котором ходит столько легенд. Говорят, что Аргези построил свой дом как вызов грозной тюрьме «Вэкэрешть». Вот она рядом. Высокие, массивные стены, за ними еще одно каменное кольцо. Сторожевые вышки, арочные черные ворота, как в известной книге Аргези. По стенам прохаживается вооруженная охрана… А тут, в саду Мэрцишора, зеленеет трава, гудят разноцветные пчелиные домики. Стали взрослыми Митзура и Баруцу, о которых знает вся читающая детвора страны из «Книги игрушек». Митзура чернявая, красивая девушка, глаза такие же, как у отца, — темно-карие, лицо озабоченное, печальное. Но не забывает, что в Мэрцишоре гость, предлагает чай еще раз.
В дверях появилась статная женщина в простой одежде, рядом с ней стоял Баруцу.
— Добрый день.
— Как маэстро?
Аргези часто называли «маэстро», он раздражался и даже написал по этому поводу басню. Не любила это слово и Параскива. Так было несозвучно оно со всем, что сейчас происходило с Аргези. И Параскива отозвалась на вопрос после некоторого раздумья:
— Аргези очень плох… А что вы хотели?
Режиссер понял, что неуместно говорить о делах, о переводах. Какое дело сейчас Параскиве, Баруцу, Митзуре до переводов Мольера, когда они только и живут судьбой Аргези, его жизнью? И он решил не говорить о Мольере, а только о том, чем можно было бы еще помочь Аргези. Он рассказал Параскиве о враче-чудодее, у которого, как говорят, имеется средство от многих болезней…
— Я поговорю с Аргези, — ответила Параскива. — А вам большое спасибо за совет. Я поговорю с мужем сегодня же, обязательно, мы все делаем только с его согласия.
Выслушав Параскиву, Аргези сказал:
— Сорок четыре доктора лечили меня до сегодняшнего дня. Я их считаю… Этот будет сорок пятый… Пусть…
Жил тогда в Бухаресте высокий широкоплечий человек с длинной рыжей бородой и ярко-голубыми глазами. Он был оригинал: ходил в красной рубашке, светло-синих шароварах и желтых ботинках. Широкий кожаный пояс с позолоченной бляхой и болтающимися побрякушками делал его похожим скорее на вождя дикого племени, чем на доктора. Звали его Григориу-Арджеш. Параскива разыскала его на море, заплатила 5 тысяч лей за авиабилет, и «чудодей» появился в Мэрцишоре. Он попросил таз с теплой водой, вымыл свои громадные ухоженные руки с массивными перстнями в полудрагоценных камнях и подошел к больному. Осмотрел и сказал:
— Если у вас нет той болезни, на которой согласились все доктора, через двадцать минут вы встанете! Только пусть все уйдут из этой комнаты…
А в это время заседавший в другой комнате консилиум под руководством видного румынского доктора Багдасара сообщил издателю Александру Росетти, что писателю осталось жить не более месяца.
— Для блага румынской литературы займитесь рукописями Аргези, — сказал издателю доктор Багдасар, — пока у него не отнялась речь…
2
Сорок пятый врач, доктор Григориу-Арджеш, обнаружил, что у Аргези был простой поясной радикулит, который в самом начале болезни по совету неопытного врача стали лечить ледяными компрессами и рентгенотерапией. Никто до сих пор не знает, каким лекарством вылечил «доктор-чудодей» приговоренного врачами к смерти поэта. Но после первого же укола Аргези пошел на поправку. Секрет лекарства Григориу-Арджеш унес с собой в могилу — через несколько лет он умер, так и не добившись от министерства здравоохранения Румынии утверждения своего изобретения. Аргези горько сожалел о том, что умер его странный спаситель и погибло вместе с ним и его чудодейственное лекарство. О периоде своей болезни и о том, как его «лечил» целый «собор» из сорока четырех докторов, он рассказал в пьесе «Шприц», написанной позднее, в лагере для политических заключенных Тыргу-Жиу.
За долгие месяцы страданий Аргези очень ослаб, и требовалось длительное, спокойное лечение. Параскива лечила его разговором. Митзура и Баруцу всегда удивлялись: о чем разговаривают отец с матерью все время? Иногда отец записывал на маленьких картонках то, что рассказывала ему Параскива, потом заносил в особые тетради. Она очень много знала, и он воспринимал ее рассказы о детстве, о родителях и односельчанах, о ее клиентках того времени, когда она зарабатывала на жизнь шитьем, как только ему одному доверенные драгоценности. Думал обработать все и когда-нибудь издать «Рассказы Параскивы»…
Во время болезни семья ограждала Аргези от чтения, газеты читали ему дети, и то когда это разрешала мать.
Осенним днем тревожного 1940 года Аргези сидел у окошка и смотрел в сад. Было очень тихо, и только время от времени срывались с веток багровые листья вишен и плавно опускались на землю. Аргези прислушивался к их таинственному шепоту: природа готовилась к приближающейся зиме. Баруцу взял у почтальона газеты, посмотрел и посоветовался с матерью: показать это отцу или не показать? Параскива внимательно прочитала, подумала и сказала:
— Это я сама ему покажу…
Да, это покажет она сама. Она не имеет права умолчать. Это страшно. Все газеты публиковали на первых страницах следующее правительственное сообщение:
«Вечером 27 ноября 1940 года неизвестные ворвались в дом профессора Николае Йорги в Синае и увезли его в неизвестном направлении. Срочные меры, предпринятые властями в течение ночи для розыска и освобождения бывшего премьер-министра, не дали результатов. 28 ноября жандармское управление Прахова обнаружило безжизненное тело профессора Николае Йорги в коммуне Стрежник (уезд Прахова) — он был убит шестью выстрелами из револьвера. Правительство разыскивает виновных для применения к ним строгих мер в соответствии с действующим законодательством».
Николае Йорга являлся противником Тудора Аргези всю жизнь. Его идейным противником. Тудор Аргези защищал себя и свою литературу от нападок всесильного профессора, академика и премьер-министра. Иногда нападки Йорги сопровождались прямыми попытками лишить писателя средств к существованию. Когда вышла книга избранных стихотворений Аргези в 1936 году, Йорга обратился с протестом к самому королю, угрожая, что если издательство будет продолжать печатать Аргези и впредь, то он, Йорга, вернет королю все награды, которых он был удостоен. Об этом заявлении Йорги писал директор издательства Александру Росетти. Аргези видел в Йорге своего противника, но не своего врага. Он в преддверии наступления фашизма обратился к Йорге с призывом: «Иди с нами, Николае Йорга!» Но Йорга остался глух к этому призыву.
«О безумная, бессмысленная алчность человечья! Человек себе подобных всюду жжет, казнит, калечит, — он хватает, загребает, он и хапает и душит, и дворцы сооружает для своей бесстыдной туши. Власть захватывает
