Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

туда-сюда.

Месяц — ломтик апельсина

Над осиной.

Гулко квакают лягушки

Где-то в тине.

Сонный ветер лес ласкает,

Веет паутиной.

Бледный вечер умирает

Над долиной.

Осенью

Пруд из серо-синей стали

На закате бледно-палевом.

Георгины, астры, мальвы

Жалом осени ужалены.

225//226

Дом осенний ало-розовый,

В рыже-огненных гирляндах,

В пепле золотом березы,

Запах осени лавандовый.

* * *

Серые крылья мельниц

В небе малиновом,

Тонкий дымок чуть стелется

Над луговинами.

Золотым крестом снопов

Поле крестится,

Вышивает синий покров

Ночь-кудесница.

Медный месяц повис

Над мельницей,

Загрустила душа —

Отшельница.

Св. Клара

Ты — как свеча пасхальная,

Светлая и печальная.

Вся ты — радость тайная,

Роза белая, чайная.

У тебя улыбка несмелая,

Руки — лилии белые.

Ты — как стебель нарцисса,

Невеста Св<ятого> Франциска.

Ты любила молитв фимиамы

И бедность Св<ятого> Дамиана.

Ты спишь, нетленная, в ризе

Белая роза Ассизи.

226//227

Сова

На дубе старом

Я ночую.

Не спится мне,

Беду я чую.

Не спится мне,

Я полечу.

Лечу, лечу,

А ветер воет.

Чу! Голос ведьмы...

«Ay, ay! Кума, сюда!

К тебе есть дельце.

За лесом, знаешь, старый

дом?

Невеста ждет там жениха,

А он умрет! Ха-ха! Ха-ха!»

Лечу, лечу...

Вот сад, вот дом

Старинный, над прудом,

К окну лечу, крылом стучу ...

Умрет, умрет, умрет

Кричу.

Сон

На улице пляшут веселые бесы —

Пьеро, конфетти, серпантин.

Но знаю, знаю, взорвется мина,

И город взлетит в небеса.

Сквозь звонко-стеклянную бездну

Вхожу в гнилой магазин,

Где время — приказчик любезный –

Меряет дни на аршины.

Плачу по чеку в кассу,

У кассы — мохнатый паук.

Выхожу — золотая терраса,

И море тоскующих звуков

Поют похоронную мессу.

Умерла голубая принцесса.

Бегут... Взорвалась мина!

Паук! — Закрывай магазин.

227//228

Спутник

Со ступени на ступень...

А за мною — тень,

Кто-то в сером капюшоне,

Серой надушенный.

Прыгнул, руку протянул,

По стене скользнул,

За перила вдруг упал,

В черной тьме пропал.

Со ступени на ступень,

Вот и у порога...

А за мною — тень,

На стене — два рога...

Туман

Белые тюльпаны распустились,

Бледные туманы тающей весны,

В пепельных садах

Мне снились

Пепельные сны...

В пепельных садах

Все дни увяли...

Было ли сегодня?

Будет ли вчера?

Бледные опущены вуали,

Белые раскрылись веера.

228//229

Письма Л. Ю. Бердяевой к Е. К. Герцык

Вступительная статья

Лидия Юдифовна Бердяева (урожд. Трушева; 1874 — 1945), жена философа Н. А. Бердяева, принадлежит к плеяде воплотивших в себе лучшие черты времени женщин серебряного века, которых отличали поиск своих индивидуальных путей среди многих возможностей и жертвенное служение выбранной идее. На первых порах у молодой Трушевой такой идеей была революционность, служение народу. Бердяев писал о ней: “Она по натуре была душа религиозная, но прошедшая через революционность, что особенно ценно. У нее образовалась глубина и твердая религиозная вера”...

С 1910 года Лидия Бердяева начала писать стихи, о которых положительно отзывался Вячеслав Иванов. Три ее стихотворения были напечатаны в 1915 году в журнале “Русская мысль” под псевдонимом Лидия Литта.

В 1918 году она перешла в католичество, вступив в Москве в общину отца Владимира Абрикосова. Этому посвящено письмо от 23 сентября 1921 года — первое, отправленное Бердяевой в Судак, где жили Герцыки, после налаживания связи между Севером и Югом России, прерванной в Гражданскую войну.

Адресат писем, Евгения Казимировна Герцык (1878 — 1944), которую Бердяев назвал “одной из самых замечательных женщин начала XX века, утонченно-культурной, проникнутой веяниями ренессансной эпохи”2, сестра поэтессы Аделаиды Герцык, была близка кругу Вячеслава Иванова. Она много переводила — главным образом философскую литературу, — являлась и небесталанным критиком, вступая иногда в полемику с властителями умов, как в статье “Бесоискательство в тихом омуте”3 (о книге Д. Мережковского).

Но в наше время Евгения Герцык известна прежде всего благодаря “Воспоминаниям”, героями которых стали ее друзья — Л. Шестов, Вяч. Иванов, М. Волошин, Н. Бердяев, И. Ильин и другие4.

Весной 1911 года, возможно под влиянием бесед с Бердяевым, Евгения Казимировна переходит в православие из лютеранства (мать — лютеранка, отец — католик) и накануне крещения пишет Вячеславу Иванову: “...все значение Церкви собралось для меня в Литургии, и мимо тех врат я не хочу, не вижу пути”5.

Двух женщин связывала многолетняя дружба. Бердяевы неоднократно гостили у Герцыков в Судаке. Летом 1922 года, приехав из Крыма в Москву, Евгения Казимировна останавливалась у Бердяевых и стала свидетелем трагических дней ареста и высылки философа, провожала друзей из Москвы в Петроград — на печально знаменитый “пароход философов”.

Судьбы разошлись. До 1927 года Евгения Казимировна писала Бердяевым из Судака в Берлин, затем в Париж6. Позже связь поддерживалась через В. С. Гриневич7, переписка с которой чудом продолжалась до 1939 года. Бердяевы находились в эмиграции в относительном благополучии, немецкую оккупацию они пережили во Франции. Евгения Казимировна доживала на родине в провинции (Крым, Кавказ, Курская область) в нужде и заботе о близких. Она тоже побывала в оккупации, но в глухой курской деревушке, и оставила об этом несколько дневниковых страничек 1941 — 1942 годов8.

Итак, небольшой экскурс в историю через письма: 1921 — 1925.

Письма

I

23 сентября 1921 г. Москва.

Так много нужно сказать тебе, друг мой далекий, что не знаю, с чего начать. Хочется на все заданные вопросы твои отозваться, а письмо как-то не вмещает. Здесь нужно сесть на большой теплый диван твой “под шубу” (помнишь, в Кречетниковском[447]?) и говорить, говорить без конца...

Да, странник обрел дом свой. Ведь странствие не может и не должно быть целью: “Ищите и обрящете”, — сказано нам. Я жадно искала и обрела дом мой, родину мою. Как пришла я к католичеству? В последнее время перед обращением меня все более и более томила жажда Вселенской церкви. Единой, нераздельной, воплощенной здесь, на земле, а не где-то там, за гранью земной. Книга Шмидт[448] жажду эту усилила, но не утолила. И вот заболеваю я воспалением легких, болею полтора месяца, за время болезни много читаю, думаю... Болезнь, отрывая от повседневности, помогает душе жить своей особой, таинственной жизнью. И эта болезнь моя, конечно, послана была мне свыше... Встав с постели, я еще долго не выходила из комнат и однажды, роясь в библиотеке Ни[449], нашла книгу св. Терезы[450] (издание 17 века, привезенное Женей[451] из Парижа из одного уничтоженного монастыря). С трудом начала читать ее (старое правописание французское) и не могла оторваться. Что-то такое родное, близкое, мое услышала там (Histoire de ma vie, “Chвteau de l’вme”, “Chemin de perfection”* и т. д.). Но, повторяю, читала с великим трудом и решила где-нибудь достать новое издание... Как-то Ни говорит: “Я иду на заседание Общества соединения церквей[452], где будут православные и католики”. Я заинтересовалась и, когда Ни вернулся, начала расспрашивать: “кто был? что было?” Помню, Ни сказал: “Как, однако, отличаются католические священники от православных! Какая культура, знания! А наши больше молчат”. И еще: “Я познакомился там с одним очень интересным католическим священником русским отцом Влад. Абрикосовым[453]. Он католик восточного обряда. Приглашал меня посетить его церковь”. “Русский, католик! Вероятно, у него можно достать св. Терезу”, — мелькнуло во мне. “Пойдем вместе. Я хочу достать у него св. Терезу”. И вот, выздоровев, я вместе с Ни была у обедни о. Владимира и поражена была всем. Дух и обстановка первохристианской общины. Просто, тихо, вдохновенно, молитвенно, чисто, глубоко. Поют сестры-доминиканки Третьего ордена. Это первый в России доминиканский орден восточного обряда[454]. Весь обряд — наш, лишь более строгий, уставный. Но дух — иной, высокой культуры, хорошей мистики... После обедни я зашла к о. Владимиру и попросила книгу св. Терезы. У него огромная библиотека мистиков на всех языках. Очень любезно обещал снабжать меня... И вот я всю зиму брала у него книги, говорила с ним и его женой[455]... Оба они — монахи 3-го ордена — доминиканцы. Русские, москвичи, бывшие миллионеры, долго жили за границей, где и перешли в католичество и с благословения папы Пия 10-го вернулись как миссионеры в Россию. Он — настоятель, она — старшая сестра общины. Люди большой духовной культуры, большого пути аскезы и мистики. Влияния на меня оказать им не пришлось, так как все во мне было уже готово для восприятия истинного пути, истинной жизни. Встреча с ними была лишь завершением того внутреннего пути, каким вел меня Господь мой! И вот три года тому назад, 7 июня, я стала католичкой, обрела в католичестве Путь, Истину и Жизнь, по которым так томилась душа моя... Расскажу тебе о чудесном событии, предшествовавшем переходу. По мере приближения дня его — буря сомнений, боязни ошибки, укоров забушевала во мне с такой силой, что все во мне заколебалось, смутилось. Помню час... (Можно ли забыть его?) Я сидела у письменного стола, и казалось мне, что все во мне потрясено, все рушится, нет опоры — тьма и ужас... И теперь знаю минуты эти, но не боюсь, ибо стою на камне, а тогда это было страшно. “Св. Тереза, помоги мне!” И в молитвенном порыве я раскрыла Евангелие, лежавшее на столе. “Лучше бы тебе не познать пути истины, чем, познав, вернуться назад!” — прочла я. Восторг охватил душу! Это ли не ответ на зов мой? С той минуты и до этой, когда пишу тебе, дорогой друг, сомнения в истинном пути не было у меня...