Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа

Первым автор вовлек в дело кардинала Джамбаттиста Феррари, епископа Модены, — ему первому был прислан экземпляр памфлета, и он уведомил о нем Александра VI. Папа, ничуть не обеспокоившись и удостоверившись, что дочь его ни в чем не обвиняют, и не думал наказывать виновных. Чезаре был менее снисходителен. По его приказу был осужден Иеронимо Манчани, неаполитанец, распространявший пасквиль в Риме, ему отрезали кисти рук и вырвали язык. В течение двух дней он был привязан к позорному столбу, его руки были прибиты возле головы, а вырванный язык привязан к мизинцу. Месяц спустя некий венецианец Лоренцо, который переводил письмо и намеревался отправить его в Венецию, был схвачен, удушен и брошен в Тибр.

Папа порицал подобное насилие. Он сообщил Бельтрандо Костабили, оратору Феррары: «Герцог Валентинуа очень добр, однако не умеет переносить оскорбления; я неоднократно говорил ему, что Рим — свободный город, где каждый волен писать и говорить, что ему вздумается. Обо мне говорят много дурного, мне это безразлично, однако герцог в гневе ответил мне, что он хочет научить этих людей вежливости». Терпимость не исключала осторожности, и папа римский увеличил ватиканскую гвардию на восемьсот человек.

Тем не менее он никогда не придавал значения оскорблениям, он был выше их, однако это порочило его репутацию. Говоря о роли Асканио Сфорца во время вторжения Карла VIII, он заявил послу Феррары: «Я мог бы предать смерти вице-канцлера (кардинала Сфорца. — Ж. Ш.) и кардинала Джулиано делла Ровере, однако я никому не хотел причинять зла и простил четырнадцать высокопоставленных лиц».

Пять дней спустя после обнародования «Письма к Савелли» Эркуле д'Эсте уведомил императорского оратора о том, что не намеревается откладывать отъезд свадебного кортежа. Тем самым он продемонстрировал, что последняя клеветническая кампания не повлияла на его решение. Его поведение было продиктовано главным образом непрерывными успехами Чезаре, который в ближайшем будущем мог стать повелителем всей Италии. Политическая мудрость и осторожность окончательно склонили герцога к союзу с Ватиканом. Врагам Борджа не оставалось ничего иного, как подчиниться.

Глава Церкви хотел, чтобы победа была более блестящей, ведь ее добивались с таким упорством. Поэтому он распорядился, чтобы феррарцев приняли с таким великолепием, какого никто и никогда прежде не видел, — всех нужно ослепить. Если Рим славился роскошью, то феррарцы считали себя людьми со вкусом, однако на этот раз следовало проявить такую расточительность, чтобы ни у кого не возникло мысли, будто хотя бы один из вступающих в брак делает это по расчету.

Герцог Эркуле поручил руководить эскортом своему младшему сыну, кардиналу Ипполито, весьма искусному в делах. В восьмилетнем возрасте он был объявлен своим дядей королем Матиашем Корвином примасом Венгрии и отправился к месту назначения вместе с королевой Беатриче Арагонской и принцем Федерико (будущим королем Неаполя), сестрой и братом его матери Элеоноры Арагонской. До пятнадцати лет он делил свое время между охотой и чтением рыцарских романов и комедий Плавта, потом он вернулся в Италию. Так Эркуле д'Эсте вновь обрел своего необычайно красивого и одаренного сына.

Ранним утром 9 декабря 1501 года феррарская кавалькада тронулась в путь под предводительством кардинала Ипполито, которому в ту пору было двадцать пять лет. Его сопровождали четыре члена герцогского дома: его братья дон Ферранте и дон Сиджизмондо, двоюродные братья Николо Мария д'Эсте, епископ Адрии, и Мелиадузо д'Эсте, епископ Комаккьо. Самые знатные сеньоры Эмилии, офицеры, приближенные и пятьсот всадников присоединились к свите, среди них — Джанлукка Кастеллини, рассудительный советник Эркуле, Николо Корреджо — воин, поэт и гуманист, Угуччоне деи Контрари — первый барон герцогства, супруг Дианы д'Эсте, двоюродной сестры Альфонсо, поэт Эркуле Строцци и, наконец, далеко не последний человек казначей Банькавалло, хранитель драгоценностей рода д'Эсте.

Сеньоры, укутанные в одежды, подбитые мехом, выставляли напоказ массивные золотые цепи. Они сидели на великолепных лошадях, перед ними ехали тринадцать трубачей, возвещавших о их въезде в города, что должно было способствовать поддержанию порядка при движении. Тринадцать дней спустя кортеж, вымокший под зимними дождями, выпачканный в дорожной грязи, заледеневший под порывами ветра, едва дотащился до замка Монтероси, расположенного у виа Касена в тридцати километрах от Рима. Кардинал Ипполито отправил гонца к Александру VI, чтобы попросить у него дальнейших указаний, и по приказу папы кавалькада вновь тронулась в путь. Когда они доехали до моста Молле, им был подан легкий завтрак — в ожидании ватиканских церемониймейстеров, которые, будучи людьми весьма преклонного возраста, прибыли с опозданием на два часа. Общество направилось к воротам дель Пополо, где их, словно это был королевский кортеж, встретили выстроенные по обе стороны дороги четыре тысячи всадников герцога Валентинуа, одетых в красные и желтые камзолы, с вышитыми перевязями и в портупеях с чеканными пряжками, со шпагами с эфесами, украшенными эмалью. У каждого из них на груди были серебряные буквы, составлявшие имя их господина. Проделав половину пути, феррарцы были встречены сыном папы в окружении восьмидесяти воинов, вооруженных алебардами. Их одежда была только двух цветов — черного и желтого, цветов, принадлежащих папе римскому. Возле Чезаре находился посол Франции, поскольку брак заключался под покровительством его государя.

Чезаре, украшенный орденской лентой Святого Михаила, был одет во французский костюм, сбруя его белой кобылы стоила 10 тысяч дукатов: она сплошь состояла из жемчужин, шелка и золота. Брат Лукреции и кардинал Ипполито спешились, чтобы обняться, после чего каждый продолжил путь верхом в сопровождении герцогской семьи. Ораторы Венеции и Испании, правители Рима и гости направились к Санта-Мария-дель-Пополо, где девятнадцать кардиналов в пурпурных мантиях, сидевших на традиционных мулах, поприветствовали «брата Ипполито от имени Его Святейшества». Официальные представления и речи продолжались более двух часов. Затем кавалькада тронулась в путь. Огромная толпа зевак рассыпалась по улицам, чтобы появиться вновь, сначала на Кампо деи Фьори, затем вокруг замка Святого Ангела. Горожане разместились на крышах и деревьях. Крепостные пушки гремели с высоты башен, шум и грохот взрывов был так силен, что испуганные лошади вставали на дыбы, и всадникам трудно было въехать на мост.

Александр VI, как обычно, устроился в Ватиканской лоджии, чтобы полюбоваться своим триумфом — прибытием кортежа, символизировавшего честолюбивые устремления его семьи. Едва завидев своего сына и кардинала Ипполито, он вернулся на трон, тогда как камерарии встречали феррарцев перед базиликой. Все поднялись по шести внешним ступеням, и принцы д'Эсте были приглашены в покои Papagallo. Кардинал Ипполито встал на колени и поцеловал туфлю святого отца, тот поднял его и горячо расцеловал. Дон Ферранте и дон Сиджизмондо удостоились той же чести. После чего всей свите было позволено засвидетельствовать почтение папе. Толкотня была такая, что личный советник Эркуле, Джанлукка Кастеллини, был оттеснен; заметив это, секретарь папы восстановил порядок и освободил ему дорогу.