Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

«Нам так важно экономить керосин, что решили отстранить от пользования примусом всех, кроме Дикасона, бесспорно, нашего лучшего механика, на которого вполне можно положиться. Он чрезвычайно охотно возится с примусом, встает раньше всех, зажигает горелку и ставит на нее суп, подготовленный накануне дневальными. За несколько минут до закипания супа он будит очередного кока и дневального. Одевшись, один идет разузнать, какая сегодня погода, другой собирает кружки и готовится к раздаче завтрака.

Но вот суп готов, один дневальный черпаком разливает его по кружкам, расставленным на перевернутой крышке от котла, другой же светит ему зажженной лучиной и передает кружки владельцам. Завтрак обычно состоит из полутора кружек супа с мясом, при нормальных обстоятельствах мяса в нем около полукружки. После еды дневальные, если нужно, заправляют и зажигают лампы для чтения. Затем влезают в спальные мешки и бездельничают до одиннадцати.

В одиннадцать часов тот дневальный, которому на этот раз выпало кочегарить, встает, отдирает от шкуры тюленя дневную норму сала, разводит огонь на костях и жире и на нем вытапливает столько жира, сколько, по его мнению, съест за день печка. За десять минут до окончания этой процедуры, по знаку «кочегара», его напарник выползает из пещеры и наполняет колпак от котла пресным льдом. Его перекладывают во внутренний котел и после вытапливания жира ставят на огонь. Когда лед превращается в воду, стрелка часов уже приближается к часу дня. По мере таяния льда объем его уменьшается, и дневальный дополняет котел по просьбе кока, который, занимаясь в это время салом и огнем, не может ничего касаться руками. Как только накапливается достаточно воды для вечернего какао или чая, котел снимают и на его место водружают суповой котел.

Тем временем дневальный принимается за чрезвычайно неприятную работу, единственную, для которой в нынешних наших улучшенных условиях требуются рукавицы. Соленый лед всегда адски холодный, наверное из-за содержащейся в нем рапы[85] и выделяемой влаги, имеющих температуру намного ниже нуля. Лед для готовки мы приносим с припая и храним в одной из ниш тамбура. Каждый день надо долотом или ножом нарубить продолговатыми кусками дюймовой толщины льда на два кольцеобразных сосуда. Нелегкое это дело.

Далее мясо, заготовленное очередным дневальным еще накануне, кладут в суповой котел, заливают водой, оставшейся в кольцеобразном сосуде от приготовления завтрака на примусе, и добавляют туда соленого льда. Туда же идет мелко нарезанное сало. Теперь котел можно ставить на огонь, который разгорится как следует часам к двум дня. При теперешнем рационе в вечернем котле мясо занимает чуть больше половины емкости, а сало – одну четверть. Это очень мало, но больше мы не можем себе позволить.

Когда вечерний суп готов и остается лишь время от времени добавлять в него соленый лед, дневальный подготавливает тюленину для завтрашних двух трапез, ощипывает и разделывает очередного пингвина.

В утренний котел идут все до крошки съедобные части и потроха, почками сдабривают вечернее варево, сердце и печень прячут в наружный склад – для Дня середины зимы. Обработка пингвина занимает много времени, но к четырем она обычно заканчивается; к этому времени при хорошем огне поспевает и суп. После продолжительных споров и обсуждений мы пришли к выводу, что правильнее всего дать супу закипать в течение получаса, затем довести его до кипения и тут же раздавать. Продолжительное кипячение снижает питательность пищи, а поскольку продуктов у нас мало, мы хотим извлечь из них наибольшую пользу.

Суп подается между 4 и 4.30 вечера, и, разделавшись со своей порцией, Дикасон немедленно зажигает примус и ставит на конфорку котел с водой для какао и кольцеобразный сосуд с соленым льдом для утренней похлебки.

Дневальный выносит печь в тамбур, чтобы меньше было «смрада», закладывает в котел мясо и сало для завтрака, приносит куски мяса для оттаивания в духовке и подвешивает тушу пингвина близ очага. Кок соскребает со дна котла накипь от ворвани, а после раздачи какао выливает воду из кольцеобразного сосуда в котел. В довершение трудового дня он опять заправляет керосином лампы для чтения[86].

После обеда дневальный выносит из пещеры мусор, кости прячет в сугроб так, чтобы их было нетрудно отыскать в будущем году, если нам придется здесь зимовать еще раз, и тоже залезает в спальный мешок, испытывая чувство удовлетворения от проделанной за день работы. Пока что суп не причинял нам серьезных беспокойств, но надолго ли хватит нашего иммунитета – не знаю. В общем, дел для двоих достаточно (огонь требует постоянного внимания), и после двух дней, проведенных на боку, дежурство воспринимается как приятное разнообразие. Только в самом начале оно казалось мученичеством с единственным светлым пятном – обедом в конце, теперь же все изменилось, и мы с нетерпением ожидаем заветного дня. Дежурство бесспорно помогает скоротать время. А прежде мы так его боялись, оно наступало так быстро, что двухдневный интервал пролетал незамеченным. Но и теперь мы отмечаем время трехдневными периодами».

Эти строки дают представление об обязанностях кока и дневального, но возникает естественный вопрос: чем же занимались остальные? Было у них дело или нет, зависело исключительно от погоды. На протяжении всей зимы ветры не давали заниматься наукой, если не считать случайных наблюдений, более того, как я уже говорил выше, редко удавалось даже просто пройтись для моциона. В немногочисленные погожие дни, когда можно было длительное время находиться вне дома, не опасаясь обморожений, мы старались обеспечить зимовку всем необходимым, но погода баловала нас так редко, что приходилось совершать выходы и в ненастье. Каждые несколько дней надо было приносить сухие тюленьи кости, морские водоросли, туши пингвинов из склада около припая, тюленину и сало из забросок, где мы хранили забитых животных. Грузы перетаскивали через огромные валуны, о которых я уже говорил, или несли на себе по ровному сверкающему припаю, по которому можно было передвигаться только с величайшей осторожностью, на негнущихся ногах, ощупывая перед каждым шагом почву и тщательно избегая каких-либо неровностей. Даже при незначительном уклоне было легко поскользнуться и упасть, подняться же с тяжеленной ношей на спине не так-то просто.

Наша летняя непродуваемая одежда к этому времени превратилась в клочья, а постоянное ползание на коленях при входе и выходе из пещеры отразилось на штанах самым пагубным образом. К тому же засаленная ткань не выдерживала ниток и поставленные заплаты тут же отрывались. Чаще всего обмораживаются конечности, если они ничем не защищены или защищены плохо, но теперь ветер проникал во все прорехи нашей ветрозащитной экипировки и на теле то и дело появлялись обморожения. Даже там, где одежда еще оставалась целой, она, будучи очень грязной, хуже прежнего спасала от холода. Сама по себе легкая, она настолько пропиталась жиром, что поставь ее – и она так и осталась бы стоять. Как мы ни скребли ее ножами, как ни терли пингвиньими шкурками – ничто не помогало.