Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель
На плите близится к завершению наш ответ французским улиткам и зеленой плесени на сыре. В кастрюле колышется багровый закат. И уже совсем скоро будет извлечено из холодильника домашнее сало (подарок украинских гастарбайтеров, ремонтировавших водопровод на даче) и белозубые дольки чеснока, взращенного на подмосковных угодьях.
Как тут не вспомнить знатоков и певцов русской кухни Вайля и Гениса! Как зависали маститые классики над дачными грядками, почти левитируя, зорко отыскивали первую пробившуюся зелень: сладкие стрелки лука, редис под названием «французский завтрак», не гнушались кудрявыми побегами моркови и нежно-бордовыми листочками свеклы. А однажды ранним утром, пока все мирно спали, Генис, одолеваемый сильным чувством прекрасного, мощно вскопал газон перед домом, впоследствии там посадили яблоню. Ее-то плоды и прибыли сейчас во Францию.
«О, лебедиво!..» Но это уже о сметане. Нет во Франции такой сметаны, которую следует класть в борщ. Есть крем-фреш, по сути, сливки… Ну, что поделаешь, будем класть в тарелки крем-фреш…. Вдохновение? О да! И творческая мука на лицах русской троицы, озабоченно хлопочущей у чугунной средневековой плиты. «Кислоты достаточно? Попробуй, Софи…» «C'est magnifique! Et cette acidité, c'est bon pour le bortsch?»[24]
Но в этой атмосфере праздника обязательно наступает момент, когда в комнате вдруг кто-то произносит слово balade. Оно выпархивает, как крупная птица из гнезда, и начинает жить своей жизнью. Балад – это прогулка. Путешествие пешим шагом. И тут нашему Бонале нет равных.
На широком столе сдвигают в сторону бутылки, убирают посуду и, как в Генеральном штабе, раскладывают подробную карту местности. Склонясь над нею, то и дело поправляя съезжающие на кончик носа очки, Бернар в своем привычном серо-коричневом шерстяном пиджаке и темной хлопковой рубашке нервно пожевывает сухими губами. Под рукой наготове увеличительное стекло со встроенным освещением. И кажется, если еще немного приблизить линзу к карте, удастся разглядеть не только подробности ландшафта, но и верхушки деревьев, а то и людей, снизу машущих нам с возгласами: «Бон анне! Бон шанс!»
Смешной кадык на жилистой тонкой шее, перехваченной пуговицей рубашки, пульсирует, как поршенек игрушечного паровоза. В такие минуты Бернара лучше не отвлекать, иначе, как он говорит, ему не удастся разработать наиболее сложный и, вероятно, самый интересный маршрут, по сути, марш-бросок в запланированную неизвестность…
– Bien balade? (Удалась ли прогулка?) – Это уже на следующий день вечером. Слегка склонив набок голову, Бернар тревожно заглядывает нам в глаза.
– Oui très bien! Merci! (Да, очень хорошо! Спасибо!) – слышит он в ответ из уст утомленных путешественников, еле волокущих ноги. Сам свеж, как огурчик, и готов совершить еще несколько таких туров.
Помню, во время одной такой прогулки мы встретили Жозе Бове, известного политика с большими пушистыми усами, который прославился тем, что в экологически-патриотическом раже сокрушил своим трактором стеклянные стены местного «Макдоналдса», дабы не только символически, но и в самом что ни на есть буквальном смысле стереть с французской земли эту американскую нечисть с ее гамбургерами и кока-колой, а вместо них утвердить на столах соотечественников сыр рокфор, красное вино или, на худой конец, яблочный сидр. Говорят, акция была поддержана местным производителем сыров, а сам акционист нисколько не пострадал ни физически, ни материально.
В тот раз мы возвращались из соседнего старинного городка, где пополняли запасы провизии. Бернар сидел за рулем своего матово-черного, похожего на ритуальный катафалк «Фольксвагена».
Уже почти совсем стемнело. Дубы с необлетевшей рыжей листвой стояли, погрузив головы в сизую дымку. Слегка подкрашенный закатом лиловатый туман поднимался над зеркальной поверхностью озера, из него, как из облака, проступали как бы парящие в воздухе верхушки массивных контрфорсов и зубчатые навершия крепостных стен.
…Она выскочила внезапно. Откуда-то из травы или из кустов. В свете фар извилисто побежала по дороге перед нами.
Я сидел на переднем сиденье и видел ее очень ясно – курочку с однотонным серебристо-пушистым оперением и такими же перьями небольшого, свернутого трубочкой хвоста.
– Фазан, – заполошно и даже с каким-то испугом выкрикнул Бернар, будто ждал этой минуты всю жизнь и теперь боялся, как бы добыча от него не ускользнула. С неожиданным азартом дал по газам. Курочка, виляя, тревожно и торопливо побежала впереди машины, пригнув голову к земле, и уже почти свернула в придорожную траву. Но куда ей было тягаться со стосильным маневренным «Фольксвагеном».
Что-то хрустнуло под правым колесом. Бернар, как во сне, крикнул торжествующе:
– Есть!
Мы остановились.
Собственно, мы почти приехали. Оставалось метров двадцать до поворота. За дубами и кровавыми кленами уже виднелись огни нашего дома – спокойный, почти домашний уют окон.
– Почистим и сварим, – сказал Бернар веско, видимо, чувствуя, что ему как-то нужно объяснить смысл произошедшего.
У нас был полный багажник только что закупленной снеди. Жаркое из уток, которыми славятся эти края, пузатые бутылки с местным сидром, ломти запеченного окорока в желе… Какой вклад эта фазанья курочка могла внести в наш и без того обильный стол?
– Посмотри, где она там, – развернувшись назад, произнес Бернар.
Юри нехотя вышел из машины и в темноте стал искать трофей. Нашел на обочине.
– Поднеси поближе к свету, – в открытую дверь нетерпеливо крикнул Бернар.
Держа добычу за серую ножку, Юри повертел ее перед голубоватым светом фары.
– Что будем с ней делать?
Почти вся она была размята, кожа содрана – сплошная рана, намокшая от крови, покрытая пылью и грязью.
– Мэрд, дрянь, – с отвращением сказал Бернар, – брось ее… в кусты.
Спустя час как ни в чем не бывало мы мирно сидели за столом напротив выложенного из тесаного камня камина, где жарко горели дубовые поленья. Седрик, слегка путаясь в датах, увлеченно просвещал гостей из России историей приобщения улиток к французской кухне. Якобы Талейран, говорил Седрик, пригласил позавтракать царя Александра I в заведение бургундского ресторатора, не предупредив его заранее.
Когда монаршая особа явилась к завтраку, стол был пуст. Для большей убедительности Седрик обхватил руками голову, показывая степень отчаяния ресторатора. Длинная пауза, усиленная открытым ртом и округлившимися глазами, означала, что хозяин, глянув в окно, увидел улиток на виноградных листьях и его осенило. Хитрец, чтобы скрыть специфический вкус улиток, положил в жаркое чеснок. Украсил все петрушкой. Как ни странно, русскому царю блюдо понравилось. С тех пор «Escargots de Bourgogne» вошло в меню французских ресторанов, а после приобрело популярность и за пределами Франции.
– Вы думаете, легко их приготовить? – риторически спрашивал Седрик, все еще возбужденно переживая рассказанную историю. Он поводил пальцем у себя
