Феликс Медведев - Мои Великие старухи

– Конечно, что-то забывается, но ваша жизнь была так насыщенна, что о многом можно рассказать потомкам.

– Вспоминается первое замужество. Муж купил дом на Невском проспекте. Уезжая, мы закрыли его на ключ, там остались дорогие мне вещи, но я их больше не видела. Ведь был такой разор… А муж вскоре погиб. Он въехал на машине в большое дерево.

– Голицыных в России немало. Вы поддерживаете отношения с российскими родственниками?

– Да, князь Андрей Голицын приезжал ко мне из Москвы. Очень милый, хороший человек.

– А с Великим князем Владимиром Кирилловичем Романовым вы общаетесь?

– Да, я иногда у них бываю.

– Сейчас у некоторой части российского общества довольно популярна идея монархизма. Как вы к этому относитесь?

– Я мало об этом думаю.

– А кто, по-вашему, был самым хорошим государем в России?

– Чудесным государем был Николай П. Бедняга погиб молодым. Я его очень любила. Нередко видела его в Царском Селе вместе с моим родственником, который там жил. У Николая было доброе лицо. Мне так его жаль. Ведь его погубили немцы, которые поняли, что победить Россию нельзя, и организовывали против нее всяческие провокации и, в конце концов, послали в Петербург Ленина делать революцию.

– Как вы восприняли страшный день 22 июня 1941 года, когда Гитлер напал на Россию?

– Я уже говорила: ненавижу немцев.

– А 9 мая 1945 года каковы были ваши чувства?

– Отвечу коротко: Россия не могла не победить.

– Замечательные слова. Вот и сейчас нужно, чтобы Россия вышла из всех передряг.

– Да, нужно, чтобы вы, молодые, восстановили Россию такой, какой она была. Знаете, меня приглашают англичане и американцы на разного рода встречи. Но мне так противно ехать туда, ведь, подумайте, сколько казаков они выдали советским чекистам в 45-м году. И все они были расстреляны. Тысячи и тысячи… Среди них были генералы Краснов и Шкуро. Я изучаю эту страшную историю, чтобы написать книгу…

– В России эта тема до перестройки была запретной. О погибших казаках не писали, об их трагедии не издавались книги. Сейчас эта тема вызовет огромный интерес. Так что ваша книга и в России будет очень актуальной.

Кстати, здесь, в Париже, у меня родилась идея – сделать телевизионный фильм о русских стариках во Франции…

– Превосходная идея. Время летит, но тех русских офицеров, казаков, дворян, доживающих свой век в этой стране, еще достаточно. В Сент-Женевьев де Буа есть дом для пожилых русских. У каждого своя трагическая история жизни. Я, чем могу, помогаю этому дому. Как же несчастны были люди, приехавшие сюда без копейки! Многие офицеры с незажившими ранами были вынуждены мыть полы на вокзалах, работать извозчиками…

– Сохранился ли в Петербурге дом, где вы жили?

– Я была в Петербурге несколько раз. В первый мой приезд дом еще существовал. А в следующий раз я не смогла его найти.

– На какой улице он стоял?

– На Каменноостровском проспекте, последний дом с правой стороны, невдалеке протекала маленькая речка.

– В советское время этот проспект назвали Кировским в честь партийного деятеля Кирова. Но сейчас у нас возвращают старые названия улицам и городам.

– Да? Неужели? Ну и что же, теперь не будут виновных отправлять в тюрьмы?

– Ну, нет, уголовных преступников, конечно, судят, а за политические взгляды не преследуют. Сейчас можно хвалить или ругать Горбачева, Ельцина, призывать к монархии, даже восхвалять Гитлера…

– Это уже слишком…

– Как вы относитесь к Михаилу Горбачеву?

– Не знаю, как ответить. Но здесь во Франции он очень популярен. Не знаю, зачем только он отдал немцам вторую половину Германии? Лучше спросил бы у немцев, зачем они заслали Ленина в Россию с революцией.

– Спрашивать уже не с кого. Прошлое не вернуть. Сейчас нас волнует другое – как выжить. Если вы сейчас приедете в Россию, то будете удивлены пустыми полками в магазинах. За один доллар платят нынче 140 рублей, и любой ваш западный миллиардер может купить Россию на корню. Нужно сделать так, чтобы русский рубль стал стабильным.

– А почему же у вас не получается?

– Потому что вскрылось слишком много проблем.

– Надо подумать, как бы вам помочь…

– Вы, наверное, не знаете, что Запад прислал нам сто вагонов продовольствия, но для двухсот миллионов это как слону дробина. А еще, как и при Петре I, воруют…

– Я слышала, что в Советском Союзе разучились работать, трудиться. Потому что вы уничтожили крестьян…

– Я задумал книгу о женщинах преклонного возраста. Всем моим героиням 80, 90 и даже 100 лет… И все они знаменитые. Книгу я решил назвать «Мои Великие старухи». Скажите, такое название не режет ваш слух?

– Ваш вопрос неожидан. И мне трудно сразу ответить. Я понимаю, что такое «старуха» по-русски хотя бы по Пушкину. По-французски это звучало бы тоньше – «старая дама». А если уж решите включить меня в вашу будущую, как мне кажется, очень интересную книгу, главу обо мне назовите – «Разговор в Париже со старой дамой»…

1990

Глава 25. Татьяна Аещенко-Сухомдина: вспоминает, рассказывает, поет… и открывает мне Париж

«Идет ей жизнь…»

…В течение нескольких лет я часто бывал в ее доме. Приходил за песнями, которые она исполняла под гитару, за рассказами о знаменитых людях, с которыми ей доводилось общаться и дружить, за гастрономическими угощениями, которые она так же вдохновенно творила, как и все остальное в жизни, за книгами из ее библиотеки, которые Татьяна Ивановна советовала непременно прочитать.

Ей очень хотелось (и удавалось) как можно дольше чувствовать себя женщиной. В 80! В 90! «Старость – прекрасное время жизни, – говорила она, – не бушуют уже страсти-мордасти, а если иногда и разгораются, то их легче унять». Во всем ее облике, в манере общения, в лексиконе чувствовалась ощущаемая ею красота жизни. Казалось, она дарит себя людям. В октябре 1988 года она пригласила меня сопроводить ее в поездке во Францию. Мы пробыли там полтора месяца, и она подарила мне Париж своей молодости, Париж своих великих друзей, художников и писателей: Марка Шагала и Жоржа Брака, Натальи Гончаровой и Дмитрия Цаплина, Натали Саррот и Жоржа Сименона, Макса Леона, Константина Бальмонта, Алексея Ремизова…

Она, несомненно, была одной из самых ярких русских женщин XX века. Спутниками ее жизни были талантливые, неординарные мужчины: американский бизнесмен-юрист Бенджамин Пеппер, великий русский скульптор Дмитрий Цаплин, блестящий американский журналист Луи Фишер и потомок народовольцев публицист Василий Сухомлин. Она пережила все тяготы века: гибель в Гражданскую войну любимого брата-близнеца, жизнь на чужбине, «казенный дом» на родине, шесть лет воркутинских лагерей. В 90-е годы Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина неожиданно для себя стала удивительно популярна и востребована. Ее звали на телевидение, в концертные залы, на ставшие модными культтусовки, на богемные домашние приемы. Она вдруг стала нужной сразу всем. Ее узнавали на улице, дарили цветы, звали в гости. И я рад, что во многом способствовал славе и признанию, заслуженно пришедшим к ней хотя бы в конце ее века.