Зеев Бар-Селла - Александр Беляев

Беляев, как мы видим, заменил рай адом, а скотов — ослами… Значит ли это, что истинная коллизия романа лежит в эротической сфере?

Скорее всего нет, и доказательством тому служит признание Штирнера, ставшего Штерном:

«Штирнер молчал, склонив голову. Потом он опять тихо начал:

— Ваша музыка… вы сами… почему?.. — он недоговорил свою мысль, как бы ища подходящего выражения. — Почему вы так волнуете меня? простите, но я должен высказаться! Я не Дон-Жуан, легко увлекающийся каждой красивой женщиной… Но вы… поворот вашей головы, складка на вашем платье, легкий жест — все это необычайно волнует меня, вызывает какие-то смутные… даже не воспоминания, а… знакомые нервные токи, если так можно выразиться…»

Слово сказано: «Дон-Жуан»! Да, именно Дон-Жуан и, несмотря на досадную путаницу, — Алексея Константиновича Толстого. А в его драматической поэме суть конфликта такова: скучающий Сатана излагает сонму небесных духов свой коварный план —

Есть юноша в Севилье, дон Жуан,А по фамильи — де Маранья.Ему пятнадцать лет. Счастливые года!Чуть пухом поросла младая борода,Почти еще дитя. Но в мыслях колебаньеИ беспокойство видны иногда.Как размышляет он глубокоИ как задумчив он порой!К какой-то цели всё неясной и высокойСтремится он неопытной душой…

Сатана не успел еще договорить, а духи уже все поняли:

О Сатана, кого назвал ты нам!Сей дон Жуан любимец есть природы,Он призван к подвигам и благостным делам.Пред ним преклонятся народы,Он будет славен до конца,Он стражей огражден небесной неприступно,К нему ты не прострешь руки своей преступной —Познай: сей дон Жуан избранник есть творца!

Сатана

Мой также. Я давно его заметил.Я знаю, сколь удел его в грядущем светел,И, юношу всем сердцем возлюбя,Я сделаю его похожим на себя.

И, наслаждаясь переполохом небожителей, Сатана раскрывает детали своего, воистину дьявольского, плана:

Любую женщину возьмем как данный пункт;Коль кверху продолжим ее мы очертанье,То наша линия, как я уже сказал,Прямехонько в ее упрется идеал,<…>Я этот прототип, не зримый никому,Из дружбы покажу любимцу моему.Пусть в каждом личике, хоть несколько годящем,Какое бы себе он ни избрал,Он вместо копии всё зрит оригинал,<…>Когда ж захочет он, моим огнем палим,В объятиях любви найти себе блаженство,Исчезнет для него виденье совершенстваИ женщина, как есть, появится пред ним.

Так с волей пламенной, с упорством на челе,С отчаяньем в груди, со страстию во взореНебесное Жуан пусть ищет на землеИ в каждом торжестве себе готовит горе!

Духи, со своей стороны, полны решимости отстоять бессмертную душу юноши от соблазна:

О братья, окружим незримою толпойМладое сердце дон Жуана,С врагом в упорный вступим бой,Да не свершит над ним обмана!

Затем, после многочисленных и однообразных приключений, дон Жуан встречает донну Анну и понимает, что встретил, наконец, свою истинную любовь. А донна Анна узнает в дон Жуане убийцу своего отца — Командора — и принимает яд.

О ее смерти дон Жуана извещает статуя Командора, призывая подумать о душе. Но дон Жуан, восклицая:

К чему душа, когда любовь погибла! —

бросается со шпагой на статую. Шпага ломается, дон Жуан в отчаянии кричит:

Любил я! Горе, горе!В нее поверив, я поверил в бога —Но поздно! Все погибло с нею — все…<…>Кляну молитву, рай, блаженство, душу —И как в безверье я не покорялся,Так, верящий, теперь не покорюсь!

Командор рукой касается дон Жуана, и тот падает мертвым. Статуя исчезает.

Сатана посрамлен — дон Жуан поверил в Бога. Но и Богу он не достался…

В свой последний час Штирнер освобождает Эльзу от внушенной влюбленности и кончает с собой — убивает в себе Штирнера и превращается в Штерна. Затем Качинский, по просьбе Эльзы, вызывает из небытия дух Штирнера, и Эльза убеждается, что в смерти банкира Готлиба тот не повинен. А значит, труп Командора между двумя сердцами не стоит. И как только Штерн встретит Эльзу, любовь снова вспыхнет в его сердце, и все понявшая Эльза полюбит Штерна, уже отдавшего однажды жизнь за ее любовь. Вот оно — воскресение и райское блаженство! Царство Божие для людей, отказавшихся от всего страшного и опасного в себе. И уже не отличимых от покорных скотов.

Глава шестнадцатая

СЕМЬ ЦВЕТОВ РАДИО

«В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет».

Этот афоризм из «Записных книжек» Ильи Ильфа[247] широко известен. А известное вопросов не вызывает… Их никто и не задавал…

И правильно делали, что не спрашивали, потому что не была таких фантастических романов — во множественном числе. А был один-единственный. Назывался он «Борьба в эфире», и написал его Александр Беляев. Только здесь обитатели романа обязаны своей счастливой жизнью радиоволнам. Вначале герою показалось даже, что он попал в сумасшедший дом — ходят по аллеям одинокие люди и разговаривают сами с собой. А они всего лишь беседуют по радиотелефону. И в гости ходить не надо — захотел повидаться с приятелем, включи экран и общайся. И театров больше нет, то есть нет зрительных залов, одна сцена — сиди дома в кресле и смотри. И школьных зданий не нужно строить — один учитель вещает на сотни тысяч учеников. А свет и тепло тоже доставляют по радио… Да что там свет и тепло — теперь годами можно лицезреть любимого супруга на экране, не рискуя испортить семейных отношений физическим контактом! Короче, всеобщее счастье! Оттого и столица этой чудесной страны называется Радиополис. Таким вначале было и название романа.

Понятно, что перед нами утопия. Определение жанра можно даже сузить: ведомственная утопия — первоначально роман был напечатан в журнале «Жизнь и техника связи». И не просто напечатан — в «Предисловии» от редакции сказано:

«По просьбе редакции, литератор А. Р. Беляев, разделяющий литературный труд с работой в нашем ведомстве, написал специально для журнала „Жизнь и техника связи“ научно-фантастическую повесть „Радиополис“».