Сергей Витте - Воспоминания. Том 1

Так как я на министерство путей сообщения был постоянно очень зол, за то что оно меня несколько раз не утверждало управляющим дорогами (тогда я был только начальником эксплоатации Юго-Западных железных дорог), то я и ответил, что я очень удивлен, что меня об этом спрашивают, что орден дал ведь не я Вильгельму, а Вильгельм мне, а поэтому они должны были бы обратиться к Вильгельму: почему он дал мне орден? Я же объяснить этого не могу, так как никаких заслуг ни перед Императором Вильгельмом, ни перед Пруссией за собою не чувствую и не знаю.

Императору Александру III-му показали этот ответ, но тем не менее Император сказал: что Он таких людей, по характеру, любит и настоял, чтобы меня назначить директором департамента железнодорожных дел.

Не прошло года как Император меня назначил министром путей сообщения, а затем я был сделан министром финансов.

Я должен сказать, что единственный человек, при котором я ни в своих действиях, ни в своих выражениях, никогда не стеснялся, говорил все, что думал, со свойственной моему характеру резкостью и неделикатностью (я признаю эту слабую черту в моем характере) - был Император Александр III. И никогда от него по этому поводу я не только не получил никакого замечания, но даже никогда не заметил, ни в его фигуре, ни в выражении его лица, чтобы это ему было неприятно. Между тем эта моя черта, эта моя слабость известная распущенность и резкость в 188 речи - она послужила главным основанием того, что я, в конце концов, никак не мог расположить к себе ни как к человеку, ни как к государственному деятелю ныне благополучно царствующего Императора.

Объясняется это именно тем, что Император Николай II представляет в этом отношении совершенную противоположность своему отцу: он замечательно воспитанный человек, -, я в своей жизни никогда не видел человека более воспитанного, нежели он, он всегда tire a quatre epingles, сам никогда не позволяет себе никакой резкости, никакой угловатости ни в манерах, ни в речи, а потому естественно моя манера, моя речь ему не могли нравиться, часто его коробили и это и послужило одной из главных причин того охлаждения, которое я испытывал от него. Должен сознаться, что в этом отношении он прав. Единственное мое оправдание заключается в том, что я его знал с самой ранней молодости. И когда меня упрекали после заседания: зачем я говорил так резко, дерзко, я отвечал: что всегда я так говорил с Его Отцом и что мне очень трудно перемениться.

Переехал я в Петербург с моею женою, причем жене это было очень неприятно, так как, очевидно, в Петербурге мы не могли жить также широко, как жили в Киеве; кроме того и климат петербургский не подходил ни ей, ни мне. В Петербурге мы поселились на Колокольной улице.

Когда Государь назначил меня директором, то Он дал мне чин действительного статского советника; так что я прямо из титулярного советника сделался действительным статским, что было совершенно исключительно. Такого примера даже, кажется, ранее и не было.

Когда я принял место, то должен был организовать все управление департамента.

Я взял вице-директором начальника отделения департамента кредитной канцелярии - Петра Михайловича Романова, который впоследствии был директором канцелярии, когда я был министром финансов, а затем был моим товарищем. Когда же я покинул пост министра финансов, то он состоял товарищем лица, которое меня заступило, а именно он был товарищем министра финансов Плеске; Плеске вскоре умер, и тогда П. М. Романов одно время управлял 189 министерством финансов. Человек он был довольно мягкий, против него велись интриги и вместо него был назначен Коковцев. О том, как это назначение случилось, я, может быть, со временем расскажу. - Романов был сделан членом Государственного Совета и теперь он состоит членом Государственного Совета и председателем бюджетной комиссии. Человек он очень почтенный, пользуется общим уважением, деловой, но без особого темперамента. Женился Романов несколько лет тому назад на сравнительно молодой особе, на сестре бывшего посла в Пекине - Покотилова, который был один из тех людей, которых я вывел. В бытность мою министром финансов, этот Покотилов был одним из моих секретарей, по делам Дальнего Востока.

В Департамент железнодорожных дел, в качестве члена тарифного комитета, я привлек и Владимира Ивановича Ковалевского, который до этого времени был начальником отделения в департамент окладных сборов, у Рихтера. В. И. Ковалевский человек больших способностей, но к нему относились недоверчиво, потому что, когда он был студентом Петровской академии, то известный анархист Нечаев (который был тоже студентом Петровской академии), делавший покушение на Императора Александра II, как то раз, чуть ли не после того как совершил что-то такое анархическое, переночевал у него ночь. Ковалевский даже и не знал, что он это сделал, но тем не менее, это положило пятно на всю его жизнь, так что из за этого он очень сильно пострадал.

Когда я приехал в Петербург, то Ковалевский все время был под неблагосклонными взглядами высшего правительства, как человек политически неблагонадежный.

Но, тем не менее, я взял Ковалевского, потому что это был человек замечательно талантливый.

Сделавшись министром финансов, я назначил его директором департамента торговли и мануфактур, затем он был сделан моим Товарищем. Я должен сказать, что когда я был министром финансов, он приносил большую пользу, потому что это человек очень живой, чрезвычайно талантливый и чрезвычайно работоспособный.

Но впоследствии, еще будучи министром финансов, я должен был с ним расстаться.

190 Далее, когда я был директором департамента, я также в качестве члена тарифного комитета привлек некоего Максимова. Максимов этот был один из ближайших учеников Бунге. Я знал его еще в Киеве, где я его и пригласил, когда был управляющим Юго-Западными железными дорогами, заведывать у меня всеми коммерческими агентствами и городскими станциями. Он был также человек очень способный и знающий.

Когда я был назначен с поста директора департамента министром путей сообщения, то Вышнеградский назначил вместо меня Максимова директором департамента жел. дорож. дел. Максимов несомненно человек очень толковый, очень знающий, человек сравнительно очень скромный, семьянин; между прочим, большой приятель Пихно. Когда я после Вышнеградского сделался министром финансов, то Максимов продолжал быть директором департамента железнодорожных дел. Но он также запутался на одном деле, касавшемся железнодорожных предприятий известного москвича Мамонтова. Дело это касалось постройки дороги на Архангельск и здесь Максимов явился в таком виде, который показывал, если не его некорректность то, во всяком случае, увлечение, так как он дал обойти себя Мамонтову. Дело Мамонтова разбиралось в Московском суде, и Мамонтов должен был отсиживать под арестом, чуть ли, не в тюрьме. В виду этого я принужден был попросить Максимова оставить службу, и вместо него мною был назначен очень почтенный человек инженер Циглер, о котором я говорил уже ранее. Когда я принял пост директора департамента железн. дел, то я также пригласил его из Kиева.