Сергей Батурин - Драйзер

В конце марта 1927 года Драйзер пешком отправился в путешествие по нескольким штатам, расположенным неподалеку от Нью-Йорка. Когда в середине апреля он возвратился домой, то узнал, что в Бостоне запрещено распространение нового антиклерикального романа Синклера Льюиса «Элмер Гентри». Через несколько дней такая же судьба постигла и «Американскую трагедию». Издатель решил не подчиниться этому решению. В Бостон отправляется работник издательства Дональд Фрид вместе с адвокатом. Фрид публично продал один экземпляр романа лейтенанту полиции и был тут же задержан. Издатель рассчитывал, что суд немедленно оправдает Фрида. Однако 22 апреля суд признал Фрида виновным в продаже литературы «с явной целью развратить молодежь» и оштрафовал его на 100 долларов. Издатель обжаловал приговор суда, но новое судебное разбирательство состоялось лишь три с половиной года спустя, и вердикт присяжных, которые, как оказалось, даже не читали романа, был и на этот раз не в пользу книги.

Драйзер ездил однажды в Бостон, чтобы присутствовать на слушании дела. В поезде он встретился с адвокатом и литератором Кларенсом Сюардом Дэрроу, снискавшим известность своей защитой видного деятеля американского рабочего движения Юджина Дебса. На вопрос писателя, куда он едет, Дэрроу ответил: «В Бостон, на суд над вашей книгой. Как вам известно, я считаю, что вы написали великолепный роман, и я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы защитить его».

Опытный юрист, Дэрроу полагал, что на основании материалов, приведенных в «Американской трагедии», невозможно было бы установить вину Клайда. «Преступление, — говорил он Драйзеру, — обусловлено причинами, которые не всегда можно выявить, установить и легко понять; чтобы не было преступлений, надо уничтожить их причину. Поинтересуйтесь историей любого заключенного, сидящего в нашей тюрьме, и вы увидите, что у него не было иного пути, чем тот, который привел его в тюрьму».

На поразительное сходство точек зрения реалиста Драйзера и юриста-практика Дэрроу на подлинные причины гибели Роберты и осуждения Клайда обращает внимание в исследовании творчества Драйзера Маттисен. Он подчеркивает, что Дэрроу был поражен «фанатической приверженностью» писателя к правдивому описанию жизни. Дэрроу считал Драйзера таким «мастером трагедии… каких редко знавал мир». Подобно автору «Американской трагедии», Дэрроу на основе своей юридической практики пришел к выводу, что американское общество неправильно подходит к самому определению виновности. Он считал, что преступность является болезнью общества, которую можно и должно лечить. «Большинство мужчин и женщин страдают от бедности, — писал Дэрроу, — и все они беспомощны в тисках неумолимой судьбы».

Маттисен в этой связи подчеркивает, что «центр интересов Драйзера, конечно, заключался не в том, чтобы показать преступление и методы его раскрытия, а в рассмотрении жертвы современной американской мечты. Стремление Клайда Грифитса выдвинуться в этом мире, добиться успеха, определяемого наличием денег и общественным положением, поощрялось и одобрялось капиталистическим обществом двадцатого века».

И бостонские судьи не случайно увидели в романе вызов нормам буржуазной морали, обвинительный акт самим устоям «американского образа жизни». Сторонники Самнера не собирались сдавать без боя свои позиции и, как показали результаты судебного разбирательства в Бостоне, какое-то время им еще удавалось брать верх.

Десятилетия спустя известный американский критик Альфред Кейзин писал о творческом методе Драйзера: «Именно потому, что все мы отождествляем труды Драйзера с действительностью, уже более полустолетия он является для нас не просто писателем среди других писателей, а целой главой американской жизни. С самого начала, в чем легко убедиться, перечитав отзывы на «Сестру Керри», Драйзер был принят как целиком новое явление, как тенденция, как нарушившее покой движение в американской жизни, извержение из ее глубин».

«Американская трагедия» и сегодня по праву считается величайшим творением Теодора Драйзера и американской литературы XX века. Именно в этом большом социальном полотне воплотились все сильнейшие черты Драйзера-романиста: умение строить напряженный сюжет, точность деталей и емкость изображения, яркость описаний, индивидуальность и глубина характеров, безошибочный социальный анализ происходящего, умение обобщить, увидеть за отдельным событием всю картину и приобщить к ней читателя.

Сегодня невозможно представить американскую литературу без «Американской трагедии» и ее автора, как невозможно представить русскую литературу без «Преступления и наказания» Достоевского или французскую — без «Мадам Бовари» Флобера.

В 1927 году вышел из печати новый сборник произведений Драйзера. Он назывался «Цепи. Короткие новеллы и рассказы». Составившие сборник пятнадцать новелл и рассказов созданы писателем в разные годы, многие из них принадлежат к числу лучших творений Драйзера-новеллиста. Давший название сборнику рассказ «Цепи» первоначально назывался «Любовь» и был написан за десять лет до выхода книги. В 1918 году его по очереди отвергли почти все ведущие журналы. Томас Р. Смит из журнала «Сенчюри» писал Драйзеру, что «Цепи», «вполне возможно… лучший из всех созданных вами рассказов», и тем не менее он возвратил его, так как журналу, по его словам, «предстояло лицом к лицу столкнуться с обывателями». Рассказ впервые был опубликован в книге.

Написанный в форме внутреннего монолога героя, рассказ «Цепи» повествует об истории обыденной и весьма обычной для нравов американского высшего общества. Преуспевающий делец, сорокавосьмилетний Гаррисон женится на двадцатичетырехлетней женщине по имени Иделла. Она — «прямо сорвиголова… бывает груба, даже вульгарна… Ее слишком занимают посторонние мужчины, да и всегда так было… Вся ее юность была цепью легкомысленных, даже дурных, да, да, дурных поступков. Надо признать, что она всегда была скверной девчонкой — распущенной, себялюбивой, необузданной, бессовестной. Такой и осталась».

Возвращаясь домой после деловой поездки, Гаррисон вспоминает свою жизнь, свое отношение к ней, к женщинам и пытается понять, почему он не может расстаться с Иделлой, которая его ни во что не ставит и только и знает, что весело проводить время в компании молодых поклонников. «Надо быть последним ослом, — уверяет себя Гаррисон, — чтобы так любить эту женщину, зная, что она собой представляет!» Исповедь Гаррисона не может не вызвать сочувствия к нему, но его слепое увлечение недостойной женщиной, его безволие и покорность судьбе невольно вызывают у читателя и чувство протеста. Не случайно с течением лет писатель изменил название рассказа — тяжелые цепи условностей и слепого чувства, опутавшие Гаррисона, никак нельзя назвать возвышающим понятием «любовь». И редакторы американских журналов увидели в рассказе вызов установившимся нормам буржуазной морали.