Фарид Фазлиахметов - Дерзость

Двадцатипятимесячная белорусская эпопея закончилась. В жизни каждого из нас началась новая полоса. Мы обменялись адресами и поклялись не забывать нашу боевую дружбу.

В Польше

Мне очень хотелось еще раз посмотреть Москву, побывать на Красной площади, постоять у Мавзолея В. И. Ленина, послушать бой Кремлевских курантов. И вот я снова в столице. В кармане гимнастерки лежит боевая характеристика с рекомендацией направить меня на учебу в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского. В самые тяжелые для Родины дни, с первых месяцев войны, я находился в действующей армии и, наверное, заслужил право сменить землянку на учебные аудитории. Но я поступил иначе. Война пока не закончилась, и хотя победа наша была уже предрешена, впереди нас еще ждали нелегкие бои. Я не мог оставаться в тылу, я должен был выполнить свою клятву, которую дал на могиле Саши Стенина.

Приняв такое решение, я уже не мог поехать к своим родным, хотя времени для этого оставалось вполне достаточно. Не видели они меня три года, и мне казалось, случись что со мной в дальнейшем, им легче будет так справиться со своим горем. А повидать отца, мать, братишку мне хотелось до боли в сердце.

Мои товарищи по отряду москвичи Арлетинов, Никольский, Корзилов тоже стояли на перепутье. Я предложил им ехать снова в свою часть, и друзья с радостью согласились. Они тоже не хотели прятаться за спиной тех, кто сражался на фронте. С нами пошел и Николай Гришин, опытный, испытанный радист, самый старший из нас по возрасту, уже семейный человек. Другой на его месте десять раз подумал бы, прежде чем принять такое решение, а Николай согласился на мое предложение сразу, не колеблясь.

Единственное, что нам хотелось, - это быть вместе. А раз так, то надо попросить направить нас снова в распоряжение штаба 2-го Белорусского фронта, тогда на очередное задание мы сможем выйти в составе одной группы. Мы хорошо знали друг друга - достоинства, недостатки, сильные и слабые стороны каждого, были уверены один в другом. А такая уверенность особенно нужна для опасной, хотя и привычной работы за линией фронта.

Я сказал - "опасной работы". Это, конечно, так. Но вот что интересно. Со временем у всех нас, разведчиков, выработалась своеобразная потребность в риске, риске во вражеском тылу, там где опасность подстерегает тебя на каждом шагу. Вот где ты можешь проявить себя! Здесь нужны и смелость, и осторожность, и хитрость, и трезвый расчет, большое мужество и терпение. Иначе ничего не сумеешь сделать и пропадешь ни за грош. Но зато разве можно с чем-либо сравнить то чувство гордости и радости, когда тебе удается перехитрить врага и выполнить поставленную задачу?

Еще одно обстоятельство было притягательным в нашей службе самостоятельность. Приказы, распоряжения командования, то есть то, что надо сделать, - это закон, ты их принимаешь к исполнению, но ты волен в том, как это сделать, то есть в методах и способах выполнения задания. Если с умом, то и дело сделаешь, и уцелеешь, а нет - пеняй только на себя.

Получив в Генштабе направление, на другой же день с Белорусского вокзала мы отправились в свою часть. Придется теперь лететь в Польшу или даже в Германию, это очевидно. Фронт стремительно откатывается на запад.

Прощай, столица, прощай, Москва! Повезет, и мы снова вернемся к тебе, снова услышим бой Кремлевских курантов и ранним утром на восходе солнца с Большого Каменного моста увидим золоченые маковки кремлевских церквей, разноцветное сияние куполов собора Василия Блаженного.

В начале сентября 1944 года мы прибыли в Щучин - небольшой городок на западе Белоруссии. Майор Медведовский встретил нас очень приветливо. Вскоре боевая группа была сформирована. Я был назначен командиром, Николай Макаревич моим заместителем и радистом, Николай Гришин радистом, Лемар Корзилов, Лева Никольский, Костя Арлетинов и Миша Козич стали бойцами группы.

Николая Макаревича я хорошо знал по работе в Белоруссии, да и остальные ребята были с ним знакомы. Единственным среди нас неопытным в военном деле человеком был Миша Козич из Гродно, мобилизованный в армию после освобождения города.

Сразу после приезда началась упорная систематическая учеба. Знакомились с историей и географией Польши и Германии. Узнали о создании народного Люблинского правительства и его декретах, о Лондонском правительстве Польши и его неприглядной роли в Варшавском восстании, о польских военных формированиях. Изучали польский и немецкий языки и, конечно же, совершенствовали боевую выучку.

Тем временем наши войска успешно продвигались вперед. Вслед за наступающими частями переехал и штаб 2-го Белорусского фронта - сначала в Гродно, а затем в Белосток.

К концу ноября группа была готова к выполнению задания, но погода стояла нелетная, а когда она установилась, случилось непредвиденное - я заболел.

Появился насморк, озноб, болела голова. Мне казалось, что это обычная простуда, и, превозмогая все усиливающуюся слабость, я решил провести еще одно занятие. Отправились на окраину Белостока в песчаные карьеры, глухое и безлюдное место.

Здесь радисты Гришин и Макаревич развернули рации, быстро связались друг с другом и так же быстро свернули аппаратуру. С радистами нам повезло, они были специалистами высшего класса с большим опытом работы в немецком тылу. Гришин мог передать в минуту 14 групп слов и 15 групп цифр, а Макаревич, соответственно - 14 и 12. Для нас это было немаловажным обстоятельством. Я, как командир, должен уметь составить до предела сжатую радиограмму, а радист быстро ее передать, настолько быстро, чтобы вражеские пеленгаторы не успели засечь место нашего расположения.

Потом мы с ребятами потренировались в стрельбе из автоматов и пистолетов Причем отрабатывали молниеносное применение оружия - автоматизм в применении оружия, огневая уверенность очень нужны в нашем деле. Костя Арлетинов, этот очень живой, порывистый боец, стрелял навскидку, пожалуй, лучше всех.

В конце занятия бросили по одной-две гранаты, и опять не так, как обычно, а с выдержкой: выдернул чеку, отпустил рычаг, и начинается отсчет... Граната разрывается в 15-20 шагах от тебя, на земле или в воздухе, - так, как тебе может понадобиться по обстоятельствам боя. Миша Козич обрадовал нас, показав в этом упражнении большое самообладание. Но ценность парня заключалась в другом - он владел польским и немецким языками, три года был на территории, оккупированной немцами, хорошо знал их повадки, сильные и слабые стороны.

Отличная у нас сформировалась группа, дружная, всесторонне подготовленная к выполнению задания. Это вселяло уверенность, что мы оправдаем доверие командования.

Занятие окончилось, мы вернулись на свою квартиру. И здесь мне стало хуже, настолько, что пришлось лечь в постель. Наша хозяйка, пожилая уже женщина, полька, подробно расспросила о моем самочувствии и, тоже, видно, решив, что я сильно простудился, отварила сухие стебли малины и напоила меня этим отваром. Я накрылся с головой одеялом и попытался заснуть. Не удалось. К вечеру мне стало хуже, а ночью я уже метался в бреду. Утром Медведовский привез врача. Когда тот закончил осмотр, Лева, заикаясь, как это обычно бывало с ним, когда он волновался, спросил: