Иван Уханов - Рычков

На помощь Оренбургу между тем спешил из Казани корпус генерала В. Кара. Вдоль самарской линии форпостов двигался с отрядом в 2200 человек симбирский комендант полковник П. Чернышев. Рано выпавший глубокий снег замедлял их продвижение. Пугачев же, хорошо зная местность, действовал уверенно и энергично. Чтобы не дать войскам Чернышева и Кара объединиться, он встретил последнего на дальних подступах к Оренбургу и навязал ему бой. Кар потерпел поражение и, отстреливаясь из орудий, отступил. Узнав об этом, полковник Чернышев все же решил прорываться к городу. Отряд его с трудом преодолевал снежное бездорожье, то и дело натыкаясь на пугачевские разъезды. Тут отряду встретился казацкий сотник Падуров и предложил провести его безопасной дорогой. Чернышев доверился, не зная, что бывший сотник служит у Пугачева. Во время переправы через Сакмару, всего в нескольких верстах от Оренбурга, отряд внезапно был окружен повстанцами и пленен. Полковника Чернышева и 36 офицеров его отряда в тот же день повесили в Бердах.

Бердскую слободу мятежники превратили в вертеп убийств и распутства. Лагерь полон был офицерских жен и дочерей, отданных на поругание. «Казни проходили каждый день. Овраги около Берды были завалены трупами расстрелянных, удавленных, четвертованных страдальцев. Шайки разбойников устремлялись во все стороны, пьянствуя по селениям, грабя казну и достояние дворян, но не касаясь крестьянской собственности».

Рейнсдорп решил послать в Берды своего шпиона, чтобы убить Пугачева. Такое дело поручили Хлопуше, сидевшему в городской тюрьме каторжнику. С изуродованным лицом и вырванными до хрящей ноздрями тот явился к Пугачеву и сразу же раскрыл ему цель своего задания. С того дня Хлопуша (Афанасий Соколов) стал ближайшим и преданнейшим сподвижником Пугачева, был пожалован им в полковники. Хлопуша вел дружбу с рабочими горных заводов, обозами доставлял оттуда пушки и заряды; не потому ли повстанцы обычно не скупились на ядра и картечь. Так, 2 ноября их батареи с утра и до позднего вечера непрестанно палили по городу, и от такого артобстрела, по свидетельству очевидца, «не только человеки трепетали, но и здания тряслись».

У осажденных же каждый заряд был на счету. Кончались запасы пороха, патронов, лошадей кормили хворостом. Люди ели павший от бескормицы скот, употребляя в пищу даже бычьи и лошадиные кожи, опилки, костяной клей… Пугачевцы сожгли вблизи города припасы сена, блокировали все попытки осажденных добывать его в ближайших деревнях. Пушкин в «Истории Пугачева» отмечал, что «жизнь в Оренбурге была самая несносная. Все с унынием ожидали решения своей участи; все охали от дороговизны, которая в самом деле была ужасна. Жители привыкли к ядрам, залетавшим на их дворы».

Пугачев оказывал на осажденных не только силовое воздействие. На имя губернатора он шлет указ за указом. Один из них был изложен на немецком языке.

«Нашему губернатору Рейнсдорпу.

Каждый наш верноподданный знает, каким образом злобные люди и недоброжелатели лишили нас по всем правам принадлежащего нам всероссийского престола. Но ныне всемогущий Бог своими праведными помыслами и, услышав сердечные к нему молитвы, снова преклоняет к нашему престолу наших верноподданных, а злодеев, исполненных недоброжелательства, повергает к нашим монаршим ногам. Однако и ныне есть такие люди, которые, не желая признать нас, не хотят выйти из мрака недоброжелательства и сопротивляются нашей высокой власти, и при том стремятся, как и прежде, ниспровергнуть наше блистательное имя и наших подданных, верных сынов Отечества, хотят сделать сиротами.

Однако мы, по природной нашей склонности и любви к тем верноподданным, которые ныне, оставя заблуждение и злобу, будут чистосердечно и верноподданнически служить нашей высокой власти, будем милостиво отличать и жаловать отеческой вольностью. А если кто не пожелает нас признавать и впредь будет оставаться в прежнем недоброжелательстве и озлоблении, то таковые отступники, по данной нам от создателя высокой власти и силе, испытают на себе наш справедливый и неизбежный гнев. Обо всем этом и сообщается от нас во всеобщее сведение, дабы важность этого осознал каждый наш верноподданный. Декабрь 1773 года».

Рейнсдорп на это деликатное послание Пугачева ответил увещанием, наполненным грубыми ругательствами и проклятиями. Начиналось оно так: «Пресущему злодею и от Бога отступившему человеку, сатанину внуку, Емельке Пугачеву…»

Рейнсдорпа страшно испугал «немецкий» указ. Кто мог быть автором его? Среди яицких казаков, заводских ремесленников, башкирских конников искать его было бы глупо. Значит, в лагере повстанцев находится высокообразованный человек из-за границы?

Своей тревогой губернатор поделился с государственными лицами, озадачил и самую императрицу. Екатерина II ужаснулась, вообразив, что среди советников Пугачева имеется чужестранный летописец, который может превратно истолковать ход драматических событий на Урале. Она приказала установить личность автора пугачевского указа на немецком языке. Но лишь после разгрома основных сил восстания и пленения многих сподвижников Пугачева удалось точно определить, что этим автором был подпоручик Михаил Шванвич, попавший к пугачевцам в плен и некоторое время служивший самозванцу из-за страха, «боясь смерти, а уйти не посмел», ибо если бы его поймали, то повесили. Известно, что Шванвич послужил Пушкину прототипом для создания одновременно двух противоположных мужских характеров — Швабрина и Гринева — в повести «Капитанская дочка».

Удостоверившись, что автор «немецкого» указа не иностранный агент, а сын русского дворянина, Екатерина II утешилась и в дружеском письме к Вольтеру вальяжно, даже с каким-то снисходительным поручательством писала о Пугачеве так: «Он не умеет ни читать, ни писать, но этот человек чрезвычайно смелый и решительный. До сих пор нет ни малейшего признака, чтобы он был орудием какой-либо иностранной державы или стороннего замысла, ни чтобы он следовал чьим-либо внушениям. И надо полагать, что господин Пугачев — разбойник-хозяин, а не слуга».

Но эта переписка начнется чуть позже. Пока же Емельян Пугачев неумолимо сжимал блокадный Оренбург, вынуждая его жителей и защитников в самое ближайшее время открыть крепостные ворота либо помереть с голоду.

Всерьез озабоченная восстанием, Екатерина II решила принять «сильные меры противу возрастающего зла». Разбить Пугачева она поручила одному из авторитетных военачальников генерал-аншефу Александру Ильичу Бибикову. 9 декабря тот незамедлительно выехал из Петербурга в Москву для срочного формирования войск. Москва была в панике. Бибиков уверенной речью одобрил администрацию и обывателей старой столицы, заверив, что армия Пугачева будет разбита. В Казани он своим прибытием «оживил унывший город».