Петр Асташенков - Курчатов

А. К. Вальтер и А. П. Ключарев рассказывали:

«Живой и неослабный интерес и действенная помощь И. В. Курчатова немало способствовали быстрому созданию и освоению линейных ускорителей в Харькове. Ему же мы обязаны большой помощью в получении набора обогащенных изотопов. Наконец, с одобрения и при поддержке Игоря Васильевича при обработке экспериментальных результатов была использована, кстати сказать впервые для нашего института, электронно-счетная машина, принадлежащая Институту атомной энергии АН СССР.

Большой интерес к этому циклу работ Игорь Васильевич проявлял с момента их постановки в 1955 году. В последний раз он принимал участие в обсуждении новых результатов меньше чем за месяц до своей безвременной кончины...»

29 января Игорь Васильевич прибыл в Киев. И сразу же поехал на прием к Н. В. Подгорному, которому высказал просьбу о помощи в строительстве, ведущемся в Харькове. Затем И. В. Курчатов отправился в Институт физики Академии наук УССР. Вместе с директором института М. В. Пасечником провел совещание, познакомился с ходом работ по сооружению реактора.

Потом в своей статье, опубликованной «Правдой» в день его смерти, он так отзовется о работах этого института и значении реактора:

«В институте физики выполнен цикл интересных работ по изучению рассеяния и захвата быстрых нейтронов атомными ядрами, существенно расширивший наши представления о строении ядра и ядерных превращениях. В этом институте эксплуатируется протонный ускоритель-циклотрон, и в ближайшие дни будет введен в эксплуатацию один из лучших в Советском Союзе ядерных реакторов».

В Москву Игорь Васильевич возвращался в отличном настроении. Чувство удовлетворенности от увиденного в научных центрах Харькова и Киева, сознание неугасимости идей, рожденных его трудом, энергией, сильно воодушевили Курчатова.

Когда он утром 30 января приехал в Москву, то сразу же, не заезжая домой, отправился в свой рабочий кабинет. Он был принят в Кремле. Вернулся довольный, радостно возбужденный. Его планы и предложения встретили полное одобрение.

Последующие дни были посвящены делам института, обсуждению экспериментов, проведенных в лабораториях, собственной работе на дорогой его сердцу «Огре».

Игорь Николаевич Головин в своих воспоминаниях воспроизводит слова И. В. Курчатова о месте термоядерного синтеза в общей работе института: «Главная задача нашего института — получение атомной энергии. Реакторы для получения плутония мы научились делать. Здесь больше нет проблем. Теперь их пусть проектируют конструкторские бюро, а мы будем постепенно освобождаться от забот о них. Силовые реакторы и реакторы для электростанций идут у Анатолия Петровича, Савелия Фейнберга и других „ребят“ успешно. Еще на много лет они займут важное место в нашем институте. По мере решения этих проблем мы будем передавать их конструкторам. У себя оставим лишь темы проблемные, передовые.

Физика деления, физика легких атомных ядер? Это нам для энергетики нового ничего не даст. Но пусть украшают наш институт и мыслители. Грошев, Спивак, Певзнер, мой брат Борис сделают ценный вклад в физику классического атомного ядра. Пусть этот раздел мирно развивается. Многозарядные ионы и трансураны мы отправили в Дубну. Это очень хорошо. Там Флерову на международной арене работать легче.

Линейный ускоритель протонов? Ему не место в нашем институте. Хорошо, что продали его Алиханову! Циклотроны? Нечего их у нас проектировать! Это задача прошлого. Теперь без нас, физиков, их успешно строят инженеры. Высокие энергии, мезоны — это инородное тело в нашем институте. Это дело Дубны, которой мы дали дорогу в жизнь, и не зря ведь выделили ее из своего института. Но нужно быть человечным. Старик Исай (имеется в виду Гуревич. — П. А.) заработал себе право тихо работать с мезонами. Кикоин? О! Как он работает! Больной, а любое дело решает блестяще! Ни у кого в институте так четко не поставлена работа, как у него. Его дела остаются важнейшими в институте. Будкер... с новыми методами ускорения едет в Новосибирск. Там ему будет хорошо. С реакторами РФТ, водо-водяными поработаем еще несколько лет.

Термояд — великая проблема. На нее будем переключать все большие силы в институте. Ведь это и есть атомная энергия, которой еще не владеем. Антивещество? Нет, это еще далеко. Его время не наступило. На это отвлекаться не будем. Новые задачи — радиобиология, прямое преобразование энергии, плазменные двигатели? Будем обсуждать.

Институт не лодка, быстро на новый курс не развернешь. Мы будем медленно, как линкор, не теряя скорости, разворачиваться без спешки, без истерики, но так, чтобы лечь на новый курс, а не кидаться из стороны в сторону».

Ученые разделяли мнение Игоря Васильевича, что Институт атомной энергии должен нести основную ответственность за термоядерные исследования в Советском Союзе. Это требовало масштабов исследований, достойных нашей страны. И Курчатов в последние свои дни буквально опекал «термояд».

4 февраля к Игорю Васильевичу приехали с неотложными вопросами академики П. Л. Капица и А. В. Топчиев. Долго длилась их беседа. Вечером Игорь Васильевич в Большом зале консерватории слушал «Реквием» Моцарта. Кто-то узнал его, передал о его присутствии артистам. Те играли с большим воодушевлением, не ведая, конечно, о символическом значении, которое приобретет этот концерт как последний в жизни великого ученого.

Об опасности, грозившей его жизни, никто не догадывался, не почувствовали ее и врачи, осмотревшие его 4 февраля в поликлинике. Они, правда, предложили поехать за город отдохнуть, но Игорь Васильевич не согласился:

— Через недельку.

Особенно напряженным был субботний день 6 февраля. С пульта «Огры» он позвонил жене, попросил:

— Приготовь мне, пожалуйста, успокоительных капель, чтобы я не шебаршился...

Незадолго до этого Игорю Васильевичу была предоставлена дача в селе Успенском. Он выбрал сосновый домик, без всяких, как он говорил, излишеств.

На дачу и поехали Игорь Васильевич и Марина Дмитриевна. Вечером к Курчатову пришел Д. В. Ефремов, и они долго писали деловые бумаги.

Перед сном Марина Дмитриевна спросила: — Как встаем?

— Произвольно. Часов в одиннадцать я съезжу в Барвиху к другу.

Это был их последний разговор...

Марина Дмитриевна проснулась в 9 часов. Посмотрела: никого нет — ни Игоря Васильевича, ни помощника. Значит, они встали пораньше и, не беспокоя ее, напились кофе и уехали в Барвиху. Там лечился его товарищ, у которого на работе случилась неприятность. Игорь Васильевич хотел смягчить огорчение друга и, уж во всяком случае, не дать ему выписаться раньше времени из больницы.