Карлис Озолс - Мемуары посланника

– Латыши спасли Россию.

Этим он воздал хвалу латышам, выступавшим против Белой армии.

«Дело» Бирка, естественно, должно было отразиться на общих настроениях эстонского посольства. Для него это стало ударом, чтобы справиться с ним, требовалось время. Лишь с прибытием посланника Сильямаа, моего большого друга, теперь уже покойного, эстонское посольство снова ожило, особенно благодаря его очаровательной жене, стало уютным и привлекательным.

Исключительное положение занимало финляндское посольство. Оно разместилось в самом маленьком особняке, в доме пастора при английской церкви. Это был маленький двухэтажный домик во дворе с тремя небольшими комнатами внизу и спальнями наверху. Там долгие годы жил с женой и тремя детьми посланник Хазкель, позднее министр иностранных дел Финляндии. Тем не менее посольство, словно прекрасная жемчужина, привлекало всех. Внешняя скромность и уют символизировали те маленькие чистенькие домики, разбросанные по малонаселенной Финляндии, маня и успокаивая взор и внимание путешественника. Министр Хазкель тоже был коллекционером, любил фарфор и картины, шведских и финских художников. Его жена воспитывала прекрасных здоровых детей, была образцовой хозяйкой и женщиной строгих правил. Излюбленным местом отдыха для них было собственное имение в Финляндии у реки. Страна, о которой Пушкин писал, что там только «ель, сосна да мох седой», стала страной культуры, порядка, личного достоинства людей и всеобщего благополучия. Это было заметно даже в мелочах, поведении прислуги, которая никогда не брала чаевых. Когда Хазкель на его посту сменил посланник П. Артти, посольство уже перебралось в новое помещение. Месье и мадам Артти были очень симпатичными людьми. Интересовались старинными церквями и коллекционировали книги.

Оригинальным человеком был первый секретарь посольства Р. Хаккерайнен, получивший аристократическое воспитание в России.

Совершенно исключительное положение занимало литовское посольство. Замечательно оно главным образом тем, что его посланник Юргис Балтрушайтис пребывает на посту вот уже восемнадцать лет. Он во многих отношениях примечательный человек. По происхождению из крестьян, в летние месяцы мальчиком пастушествовал, зимой учился в гимназии и по окончании поступил в Московский университет. Будущий поэт избрал физико-математический факультет, одновременно занимаясь и филологией. В начале века, когда в России сформировалась поэтическая школа символистов, он стал одним из ее видных участников. Основателем был известный поэт Валерий Брюсов. Балтрушайтис с Брюсовым связывали не только литературные узы, но и личная дружба. Вместе с С.А. Поляковым Балтрушайтис основал культурное издательство новейшей литературы «Скорпион». Символист Балтрушайтис печатался в альманахе «Северные цветы» и в журналах «Весы» и «Золотое руно». Он известен как поэт меланхолии и задумчивости. Немало он писал и на литовском языке, но его известность связана главным образом с его русскими стихами, собранными в книгах «Земные ступени» (1911) и «Горная тропа» (1912). Знаток языков, он много переводил из Байрона, Ибсена, Д’Аннунцио, Гамсуна, Уайльда, Стриндберга. Немудрено, Балтрушайтис владел 16 языками и, таким образом, олицетворял в своем лице 16 государств Средней зоны Европы.

Многое он может поведать миру, ибо просидел чуть не два десятилетия посланником в самом большом континентальном государстве мира, в центре головокружительных событий. Видел множество лиц, восходивших на самые вершины власти и потом падавших и казненных, познал все тайны, методы и уловки советской политики, это большой запас наблюдений, огромный и нелегкий дипломатический опыт. Это материал для внушительной книги интереснейших и, может быть, потрясающих воспоминаний. Он слышал и пережил в своей поэтической душе оглушительный перезвон колоколов Коммунистического интернационала, с виду победный гул, так громко обещавший всем людям счастье, богатство, равенство в труде и радостях. Напрасные посулы.

Мне вспоминается его стихотворение «Колокол», которое заканчивается строфой:

Точно набат перед близким пожаром,Миру беспечному колокол пел.Зычно и скорбно, удар за ударом,Тщетно о Боге гудел.

Поэт Балтрушайтис сумел подслушать и «скорбность» ударов, и «тщету» мечтаний о Боге, отринутом и забытом в СССР.

Но есть страна, самая северная страна Средней зоны, где солнце неделями не заходит, неделями его не видит земля. Это Норвегия. Ее в Москве представлял и представляет поныне Урби, почтенного возраста норвежец. Его рабочий кабинет весь заставлен книгами новой литературы, и как медведь Ледовитого океана зарывается в снежную берлогу, так Урби зарывается в эти тома. Углубляется в проблемы и расширяет их до пределов познаваемого поля зрения. Но никогда для него не было большей проблемы, чем русская. Урби говорил, что нигде ему не хотелось быть посланником, как в России. Я с ним соглашался в том смысле, что современный дипломат должен провести года два в Москве, чтобы считать себя вполне квалифицированным.

Он, его жена и дочери тоже были коллекционерами. Собирали старые иконы, все стены маленького салона были сплошь увешаны иконами. Такие же коллекции хранились в Норвегии на их даче и оставались без присмотра в течение всей зимы.

– В норвежской деревне воров нет, – утверждал доктор Урби.

Когда в салоне сервировался чай или кофе при свечах, мне временами казалось, что вся комната пронизана таинственным дыханием и светом божества. Со стен смотрели спокойные мудрые лики святых, и древний мир воскресал перед нашими глазами и в душе.

Во главе датского посольства все эти годы находился П. Шоу. Он и его жена, стройные и высокие, с большим достоинством представляли страну самого высокого короля в мире. Посланник Шоу раньше жил в Америке, потом работал в довоенной России, хорошо говорил по-русски и разбирался в российских делах. Еще лучше знал Россию его атташе по земледелию С. Кофод, почтенного возраста человек, долгие годы проживший в России в качестве специалиста по землеустройству и знавший обширную российскую страну лучше любого русского. Он лично знал мать последнего русского царя Николая II, Марию Федоровну. Та его принимала, выказывала всяческое доверие, советовалась с ним как со специалистом и датчанином, поскольку с датским двором была связана самыми близкими узами родства.

Месье и мадам Шоу отличались гостеприимством, устраивали исключительно приятные обеды, веселые вечера, даже маскарады, которые особенно нравились молодежи. Сама мадам Шоу настоящая красавица. У этой четы было двое детей, мальчик и девочка, малыш с русской няней говорил только по-русски. А когда ему напоминали, что он датчанин, решительно отвечал: «Я – красный мальчик».