Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме - Мира Тэрада
Но гораздо важнее то, что меня наконец-то повели на прогулку. Я услышала пение птиц. Я не слышала птиц два года. Я бегала по площадке, наслаждалась звуками. На следующий день меня снова вывели на прогулку. Я лежу на искусственной колючей траве и делаю йогу. Подняв глаза к крыше спортивной площадки, я увидела радио. И я задаюсь вопросом: действительно ли я слышала птиц? Может, птицы были такими же ненастоящими, как и трава на этой площадке? Вдруг это были звуки радио? Но спустя какое-то время я увидела маленьких живых птичек, вылетающих из-под железных листов крыши. Я испытала такие радость и облегчение, что есть еще что-то живое и настоящее в том искусственном и фальшивом мире, который на протяжении двух лет создавали вокруг меня. Это навело меня на мысли: если ты что-то видишь, слышишь, ощущаешь другими органами чувств, вовсе не значит, что оно реально. Так же, как и если ты чего-то не видишь, это вовсе не означает, что оно не существует.
42
Одна из важнейших привычек, приобретенных в тюрьме, – это составление строгого расписания. Встаю. Зарядка. Гигиенические процедуры. Завтрак. Йога. Чтение книг различных направленностей. Душ. Прогулка. Написание стихов. Порой люди называют это «убиванием времени», я же не согласна с этим выражением. Это рациональное распределение времени. Именно из-за того, что люди не знают, чем себя занять в четырех стенах, и начинаются всяческие интриги, ссоры, недовольства и брюзжание. Яркой иллюстрацией данного тезиса является далеко не грациозная Пума. Она почему-то возомнила себя знатоком всех тюремных обычаев. Она рассказывает всякие байки остальным девочкам, которые ничего не знают о происходящем и начинают верить в ее бредни. Я не вмешиваюсь, но меня это дико раздражает. Пару раз я все-таки не выдержала и заявила, что все это вранье. И получила в ответ дикий взгляд Пумы. Если бы она могла, она бы зашипела. Впрочем, она и зашипела. Только ногами, привычно мерзко шаркая в направлении своей кровати. Пума не из сильных людей. Она из тех, кто уверен лишь в своем единственно правильном мнении, но никогда бы не полезла доказывать его тем, кто сильнее ее. Она постоянно жалуется на мельчайшие вещи. Такая брюзга едва ли будет довольна и целым дворцом для проживания – изъяны, и немалые, найдутся и там. Я тоже могу видеть недостатки. Например, даже при прогулке на свежем воздухе меня порой раздражает близость аэропорта. Все эти улетающие самолеты. С упорной настойчивостью приходит мысль, что в одном из них сейчас должна быть я. Но я вижу и светлое. Свежий воздух, пение птиц, трава, пусть и искусственная. И я еще нашла время, когда можно услышать колокола местной католической церкви. Пусть они не столь монументальные и громкие, как в родной православной, но я им все равно очень рада. И если кто из моих подруг спросит про мои прогулки, я буду рассказывать про птиц и колокола, а не про то, что меня напрягало. Потому что с каждым днем в тюрьме я все больше ценю свободу. А свобода – это и умение видеть свет практически во всем. Я бы и вовсе не обращала на шаркающую даму внимания, если бы не Фофана.
Эта девочка все-таки пробила брешь в моем сердце. Она бежала из страны, где до сих пор царят какие-то древние обычаи. Там принято делать девочкам обрезание. Учитывая, что в ее родной стране царит жуткая антисанитария, многие девочки умирают из-за некорректной операции. И в тот день, когда ее родная бабушка попыталась сделать ей обрезание прямо на дому, из-за того, что Фофана оказала сопротивление, она получила сильные ожоги на руках и решила отправиться в США. В единственную страну, где демократия сильнее всех предрассудков, как это принято считать. Ее задержали практически сразу, она и Америку вне решеток не успела повидать. Решение о ее депортации приняли практически сразу. Но в аэропорту, до ужаса боясь отправляться обратно, она начала оказывать сопротивление. Из-за этого ее вновь отправили в тюрьму. Несмотря на ее очень плохой английский, она понимает Пуму, которая не устает ее запугивать. Мое обостренное чувство справедливости не позволяло терпеть подобное. И так же, как некогда Присцилла и Хэта помогали мне, я взяла своеобразное шефство над Фофаной. Учитывая, что она совсем юридически безграмотна и плохо знает язык, девушка не может объяснить, что в своей стране ей угрожает смертельная опасность. Лео Бускалья сказал: «Ваш талант – это Божий дар вам. Что вы с ним делаете – это уже ваш подарок Богу».
Через очередную request form я добилась доступа для нее в библиотеку. Там я договорилась о том, что она начнет участвовать в образовательной программе для заключенных, закончит определенные курсы – те же английский язык и математику, к примеру. Чтобы она вышла отсюда не беспомощным человеком. Библиотекарь оказалась на удивление радушна. Я рассказала ей историю Фофаны. Запросила контакты общественных организаций, которые оказывают помощь женщинам Африки. Она пообещала связать Фофану с одной из таких организаций. Я надеюсь и верю!
После того, как выяснилось, что я точно здорова и уже нет никаких официальных причин держать меня здесь, наконец началась подготовка документов. Ко мне «на променад» начали заезжать представители ICE. Все так же улыбаясь и понимающе кивая, они продолжают предлагать мне остаться в Америке. С каждым разом они становятся все добрее. А их предложения все более поражают своим размахом.
– Вы
