Толстой и Достоевский. Братья по совести - Виталий Борисович Ремизов
О соприкосновении миров: Пьер Безухов — Иван Карамазов
Л. Н. Толстой
Из романа «Война и мир»
Пьер князю Андрею во время беседы на пароме:
«Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их» (10, 117).
Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ
Из романа «Братья Карамазовы»
(Часть первая, книга вторая, глава VI)
«— …Я (либерал и атеист Петр Александрович Миусов, присутствовавший при разговоре Карамазовых со старцем Зосимой. — В. Р.) вам расскажу, господа, другой анекдот о самом Иване Федоровиче, интереснейший и характернейший. Не далее как дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. […]
Николай Федоров, Владимир Соловьев, Лев Толстой. Худ. Леонид Пастернак. 1928
— Позвольте, — неожиданно крикнул вдруг Дмитрий Федорович, — чтобы не ослышаться: «Злодейство не только должно быть дозволено, но даже признано самым необходимым и самым умным выходом из положения всякого безбожника»! Так или не так?
— Точно так, — сказал отец Паисий.
— Запомню.
Произнеся это, Дмитрий Федорович так же внезапно умолк, как внезапно влетел в разговор. Все посмотрели на него с любопытством.
— Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения у людей веры в бессмертие души их? — спросил вдруг старец Ивана Федоровича.
— Да, я это утверждал. Нет добродетели, если нет бессмертия.
— Блаженны вы, коли так веруете, или уже очень несчастны!
— Почему несчастен? — улыбнулся Иван Федорович.
— Потому что, по всей вероятности, не веруете сами ни в бессмертие вашей души, ни даже в то, что написали о церкви и о церковном вопросе.
— Может быть, вы правы!.. Но все же я и не совсем шутил… — вдруг странно признался, впрочем быстро покраснев, Иван Федорович.
— Не совсем шутили, это истинно. Идея эта еще не решена в вашем сердце и мучает его. Но и мученик любит иногда забавляться своим отчаянием, как бы тоже от отчаяния. Пока с отчаяния и вы забавляетесь — и журнальными статьями, и светскими спорами, сами не веруя своей диалектике и с болью сердца усмехаясь ей про себя… В вас этот вопрос не решен, и в этом ваше великое горе, ибо настоятельно требует разрешения…
— А может ли быть он во мне решен? Решен в сторону положительную? — продолжал странно спрашивать Иван Федорович, все с какою-то необъяснимою улыбкой смотря на старца.
— Если не может решиться в положительную, то никогда не решится и в отрицательную, сами знаете это свойство вашего сердца; и в этом вся мука его. Но благодарите творца, что дал вам сердце высшее, способное такою мукой мучиться, «горняя мудрствовати и горних искати, наше бо жительство на небесех есть». Дай вам Бог, чтобы решение сердца вашего постигло вас еще на земле, и да благословит Бог пути ваши!
Старец поднял руку и хотел было с места перекрестить Ивана Федоровича. Но тот вдруг встал со стула, подошел к нему, принял его благословение и, поцеловав его руку, вернулся молча на свое место. Вид его был тверд и серьезен» (14, 64–66).
Мальчики на траве. Худ. Илья Репин. 1903
Глава двадцать четвертая. «ПОЕДИНОК». ИЗ БЕСЕД И ПОУЧЕНИЙ СТАРЦА ЗОСИМЫ
Плачущий Толстой
Из Яснополянских записок Д. П. Маковицкого
31 октября 1904 г. Я. П.
«Хорошо говорят у Толстых: правильно, выразительно, художественно, особенно сам Л. Н. Он не говорит на «а». Читает так, что и не заметишь, что читает из книги, как будто рассказывает. Интонация ма́стерская»[65].
Из Яснополянских записок Д. П. Маковицкого
8 апреля 1905 г. Я. П.
Л. Н. Толстой… Рис. Л. О. Пастернака. 1899
«В три четверти девятого Л. Н. вышел из кабинета в залу и прочел вслух отрывок из «Братьев Карамазовых» — «Поединок». Читает он как великий художник. Место, где офицер дает пощечину денщику, читал сильным голосом; где офицер жалеет о том, что сделал, — рыдал и глотал слезы. Когда закончил, был очень растроган. Лицо в морщинах, усталый; сидел, погруженный в размышления, молчал. Последовали замечания на прочитанное: Михаил Сергеевич (Сухотин — муж Татьяны Львовны, старшей дочери Толстого. — В. Р.) заметил, что слишком длинно для «Круга чтения»; Николай Леонидович (Оболенский — муж Марии Львовны, средней дочери Толстого. — В. Р.) — что слог извилист и первый рассказ фальшив; повторения: «Я виноват за всех и вся». Были и другие замечания. Л. Н. не вмешивался, только сказал, что можно сократить…» (Маковицкий Д. П. Кн. 1. С. 239–240).
***
«В четверть двенадцатого Л. Н. вышел пить чай. Смотрел письма — ничего интересного.
Я спросил Л. Н.:
— Как это случилось, что вы не виделись с Достоевским?
— Случайно. Он был старше лет на восемь — десять. Я желал его видеть.
Л. Н. взял чашку чаю, баранки и ушел к себе. Не хотелось ему разговаривать. Хотел остаться наедине» (Маковицкий Д. П. Кн. 1. С. 241).
Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ
Роман «Братья Карамазовы»
(Часть вторая. Книга шестая. Раздел II).
Из бесед и поучений старца Зосимы
Поединок
«Воспоминание о юности и молодости старца Зосимы еще в миру.
Иеросхимонах Амвросий (Гренков)
В Петербурге, в кадетском корпусе, пробыл я долго, почти восемь лет, и с новым воспитанием многое заглушил из впечатлений детских, хотя и не забыл ничего. Взамен того принял столько новых привычек и даже мнений, что преобразился в существо почти дикое, жестокое и нелепое. Лоск учтивости и светского обращения вместе с французским языком приобрел, а служивших нам в корпусе солдат считали мы все как за совершенных скотов, и я тоже. Я-то, может быть, больше всех, ибо изо всех товарищей был на все восприимчивее. Когда вышли мы офицерами, то готовы были проливать свою кровь за оскорбленную полковую честь нашу, о настоящей же чести почти никто из нас и не знал, что она
