Винсент Буглиози - Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

В настоящий момент, в результате рейда на ранчо Баркера, ему было предъявлено обвинение в участии в сговоре с целью сокрытия краж автомобилей и во владении оружием, не разрешенным к ношению, т. е. обрезом. Я осведомился у Фоулза о нынешнем состоянии следствия.

Тот сказал мне, что Грогана обследовали (по просьбе адвоката) два специалиста, решивших, что подследственный “в настоящее время психически нездоров”.

Я сказал Фоулзу, что надеюсь на его помощь: надо потребовать рассмотрения дела судом присяжных и затем сражаться против заявления о невменяемости, которое сделает защита. Если на суде в Лос-Анджелесе я выставлю против Грогана обвинение в том, что он принимал участие в убийстве Шарон Тейт и остальных, мне вовсе не хочется, чтобы защита представила заключение психиатров о невменяемости клиента, сделанное по просьбе окружного суда Инио. Фрэнк согласился со мной.

В то время улик против Грогана у нас было так мало, что можно считать, не было вовсе. Не имелось никаких доказательств тому, что Дональд “Коротышка” Шиа вообще был мертв; тело так и не нашли. Что же касается убийств на Сиэло-драйв, у нас были лишь показания Дэнни ДеКарло; ведь это Клем сказал ему: “Мы убили пяток свиней”.

Мы ни под каким предлогом не могли использовать эти показания, если Клема будут судить вместе с остальными. По решению Верховного суда штата Калифорния от 1965 года (дело Народ против Аранды), сторона обвинения не может ссылаться в суде на устное признание, сделанное одним из подсудимых, если оно обличает другого подсудимого в том же процессе.

Поскольку правило Аранды справедливо для всех дальнейших процессов, включая и суд над членами “Семьи” Мэнсона, требуется объяснить, что это такое. К примеру, если в будущем процессе окажутся сразу несколько подсудимых, мы не сможем использовать признание Сьюзен Аткинс перед Ронни Ховард: “Это мы сделали”, поскольку множественное “мы” подразумевает не только ее саму, но и других подсудимых. Впрочем, мы могли бы сослаться на другое ее признание: “Я ударила ножом Шарон Тейт”. Некоторые признания нуждаются в “редакции”, чтобы они не нарушили Аранду. Показания Сьюзен Аткинс, данные ею Уайтли и Гуэнтеру (“Я вместе с Бобби Бьюсолейлом отправилась к дому Гари”) можно сократить до “Я отправилась к дому Гари”, хотя хороший адвокат непременно потребует и — в зависимости от того, насколько хороши прокурор и судья, — добьется исключения и этого куска. Но, раз споткнувшись о словечко “мы”, его уже никак нельзя обойти.

Таким образом, замечание, сделанное Мэнсоном Спринджеру (“Мы замочили пятерых всего несколько ночей тому назад"), было для нас совершенно бесполезным. Так же как и ремарка, брошенная Клемом ДеКарло: “Мы убили пяток свиней”.

Так что против Клема у нас ровным счетом ничего не было.

Просматривая папку Грогана, я заметил, что один из его братьев подал заявление о приеме на работу в Калифорнийский дорожный патруль; я сделал себе соответствующую памятку, решив, что, быть может, брат сумеет убедить Клема сотрудничать с нами. ДеКарло описывал Грогана одним словом: “Псих”. И на полицейских фотографиях — широкая ухмылка, сколотый зуб спереди, застывший взгляд — он действительно выглядел идиотом. Я попросил Фоулза раздобыть мне копии недавних психиатрических отчетов.

На вопрос: “Почему вы ненавидите своего отца?” — Гроган ответил: “Я сам себе отец, и себя вовсе не ненавижу”. Он отрицал, что употребляет наркотики. “У меня свой кайф, адреналин. Это называется страх”. Гроган заявлял, что “любовь повсюду”, но, по выражению одного из психиатров, “он также признал, что не может принять философию межрасового братства. В защиту этой позиции приводит цитаты, предположительно из Библии, имеющие сексуальные корреляции”.

Вот еще отрывок из рассуждений Клема: “Я понемногу умираю каждый день. Мое эго умирает, и сознает эту свою смерть, и борется с ней. Если освободиться от эго, можно освободиться от всего остального… Все, что говоришь ты сам, правильно для тебя… Я тот, кем вы меня считаете”.

Философия Клема? Или Чарльза Мэнсона? Я уже слышал те же мысли, порой в тех же выражениях, — от девушек.

Если психиатры обследовали одного из последователей Мэнсона и сочли невменяемым на основе подобных ответов, что они скажут о его учителе?

В тот день я впервые увидел Чарльза Мэнсона. Он шел из здания тюрьмы в зал суда, чтобы выслушать обвинение в поджоге погрузчика “Мичиган”, и его сопровождали пятеро помощников шерифа.

Я и не представлял, что Мэнсон настолько мал ростом. Всего пять футов два дюйма. Он был тощ, хрупкого телосложения, чуточку сутуловат, почти до плеч отпустил темно-каштановые волосы и имел приличную щетину, отросшую (я заметил это, сравнив фото, сделанные персоналом ДПЛА и здесь, в Инио) после ареста в ходе рейда на ранчо Спана. Он носил кожаную одежду с бахромой, которая была совсем не дешева. И, несмотря на наручники, его походка была свободной, не скованной, словно Мэнсон чувствовал себя в своей тарелке.

Я поверить не мог, что этот маломерок сотворил все то, что ему приписывали. Чарли выглядел кем угодно, но не атлетом. И все же я знал, что недооценивать Мэнсона было бы самой большой ошибкой в моей жизни. Ведь, если рассказы Аткинс и ДеКарло правдивы, он не только сам был способен на убийство, но также обладал невероятной властью приказывать другим убивать вместо себя.

Девицы Мэнсона много рассуждали об индийской концепции кармы. Это все равно что бумеранг, говорили они. Что бы ты ни выбросил, это обязательно вернется к тебе, рано или поздно. Я задумался, верит ли в это сам Мэнсон и почувствовал ли он, что его собственная карма наконец возвращается, почти три с половиной месяца спустя после тех ужасных убийств? Должен был почувствовать. К подозреваемому в поджоге не приставляют пятерых помощников шерифа. Если он еще этого не знал, то довольно скоро узнает; тюремные сплетни распространяются быстро, и до него вскоре долетят отголоски вопросов, которые мы задавали.

Перед отъездом из Индепенденса я вручил Фрэнку Фоулзу номера своих телефонов — и рабочий, и домашний. Если что-то произойдет, я должен узнать об этом сразу, невзирая на время суток. Мэнсон не признал себя виновным в поджоге, и сумма залога для его освобождения составила 25 тысяч долларов. Если кто-либо попытается внести залог, я хотел знать об этом немедленно, чтобы мы смогли быстро предъявить Мэнсону обвинение в убийстве. Это могло означать, что нам придется выложить все свои карты прежде, чем мы будем готовы сделать это, но лучшей альтернативы не существовало. Зная, что его подозревают в убийстве, освобожденный из-под стражи Мэнсон наверняка исчезнет. А если он окажется на свободе, нам будет стоить огромных усилий заставить кого-либо заговорить.