Грехи и святость. Как любили монахи и священники - Каринэ Альбертовна Фолиянц
Ей, конечно, хотелось, чтобы и поэт увлекся ею, чтобы он испытывал те же чувства, какими наполнилась она сама. «…Это не полудетская влюбленность. На сердце скорее материнская встревоженность и забота. А наряду с этим сердцу легко и радостно. Хорошо, когда в мире есть такая большая тоска, большая жизнь. Большое внимание, большая, обнаженная, зрячая душа». Эти слова написаны уже взрослой Елизаветой Юрьевной в 1936 году, в ее воспоминаниях об Александре Блоке (они впервые были опубликованы в Париже в «Современных записках» № 62). А в пору их первой встречи ей было немногим более пятнадцати, и Блок ей показался страшно взрослым — «ему, наверно, лет двадцать пять»…
Через неделю Лиза получила синий конверт, в который были вложены стихи Блока: «Когда вы стоите на моем пути…» Она с волнением прочитала стихи и… страшно обиделась.
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека…
Лиза Пиленко была в отчаянии: ее просто убил «поучающий тон» стихотворения — он считает ее ребенком! Очевидно, Блок не понял и не оценил всю силу и глубину ее чувства! И, кажется, его напугала любовь этой девочки — такой необычной, не похожей на других, девочки, чья душа способна на огромные чувства! Люди порой пугаются великой любви. Даже великие люди…
Через два года, в 1910 году, Лиза вышла замуж за Дмитрия Владимировича Кузьмина-Караваева, юриста, друга поэтов и декадентов различных мастей. Молодых людей сблизила не любовь и не страсть (о чем говорит их недолгая совместная жизнь, в которой не нашлось места теплу, обычным семейным радостям, детям). Их объединило увлечение модными поэтическими и философскими течениями, а главным образом, стремление к богемному образу жизни. Дмитрия Владимировича принимали в самых рафинированных, эстетических домах Петербурга, он-то и ввел свою молодую жену в круг выдающихся представителей Серебряного века. Однажды, на вечере, посвященном памяти философа Владимира Соловьева, в Тенишевском училище ее муж, желая порадовать Лизу, предложил ей познакомиться с четой Блоков. Лиза решительно отказалась, чем удивила Дмитрия Владимировича. Однако он, по-видимому, не отличался особенной чуткостью и настоял на своем. Он подвел к Лизе, забившейся в уголок дивана, Александра Александровича Блока и его жену Любовь Дмитриевну Менделееву. Лиза в первую же секунду поняла — Блок узнал ее!..
Через несколько дней Лиза с мужем обедали у Блоков. У них оказалась масса общих знакомых, которые их как бы соединяли. Для нашей героини начался самый смутный период жизни. Ее любовь становилась тем мучительнее, чем чаще они встречались. А встречались они часто. Бывало, Кузьмина-Караваева проводила у Блока целый день, а иногда засиживалась и до утра. Чаще всего они сидели в разных углах комнаты, точно боясь приблизиться друг к другу. «Он у стола, я на диване у двери», — пишет она в своих воспоминаниях. Они много говорили о трагичности человеческих отношений, о стихах, о смысле жизни. Между ними установилась какая-то особенная духовная близость. И, вместе с тем, было что-то недосказанное, непонятное, что мучило Лизу, не давало ей покоя. Эти душевные страдания усугубились и тем, что ее первый сборник стихов решительно не понравился Блоку. Лиза снова обиделась и бежала из Петербурга; бежала от непонимания единственного любимого человека, от той предреволюционной, предкатастрофической истомы, которая овладевала столицей, бежала от постылого мужа — в свое имение, в Анапу.
Ей казалось, что от любви можно убежать, спрятаться… Хотя сердцем, умным, чутким сердцем она понимала — Блок дан ей на всю жизнь, дан как радость и как мучение. Всю жизнь она будет думать о нем и помнить о нем. Вот отрывок одного из ее писем Блоку, оно написано в 1912 году и прислано в Петроград из немецкого городка Наугейма. Здесь когда-то был Блок, здесь он писал стихи своей будущей жене, с этим городком для него многое связано. Теперь сюда (специально, по следам его) приехала Лиза.
«Мне хочется написать вам, что в Наугейме сейчас на каштанах свечи зажглись, что… воздух морем пахнет, что тишина здесь ни о жизни, ни о смерти не знает… Очень хочу порадовать Вас, прислать Вам привет от того, что Вы любили…»
Наугейм — это город стихов, мыслей и чувств Блока! Пройти по улицам, по которым ходил он, прикоснуться к этим стенам, которых касался он, — это для нее самая большая радость. Все, что он любил, все, где он был, все, что он видел — все священно! Великая Любовь озарила жизнь Лизы. Великая — и неразделенная. Она писала ему (уже из Москвы): «Когда я была у вас еще девчонкой, я поняла, что это навсегда…»
В 1920 году Кузьмина-Караваева уехала на Запад. Было у нее еще одно замужество — и тоже не по большой любви. Она старалась, правда, уверить себя, что это — любовь, пусть земная, пусть не возвышенная, но настоящая. Но время показало обратное…
В Париже, где Елизавета Юрьевна жила с 1923 года, ее христианское мировоззрение постепенно приняло законченную, цельную форму. Она опиралась на философию Владимира Соловьева, на мысли Николая Бердяева…
