Харкурт Альджеранов - Анна Павлова. Десять лет из жизни звезды русского балета
Когда мы находились в Рио, объявился какой-то русский хореограф, утверждавший, будто он изучал танцы бразильских индейцев. Находясь в Сан-Паулу, мы репетировали его балет каждый день, но он не имел большого успеха. Из Сан-Паулу мы переехали в Сантус. Наш режиссер Камышов вспоминал этот город как место, где во время Первой мировой войны сгорело большинство декораций труппы Дягилева. Поездка в Буэнос-Айрес на «Марсилии» была очень тяжелой. Каюты второго класса выглядели чрезвычайно убого, и те, кто мог, переместились в роскошные каюты первого класса. Штормило, и многие пассажиры заболели. На борту парохода находилась аргентинская футбольная команда. Помню, как замечательно футболисты танцевали танго друг с другом. Возможная вариация для «Фасада». Когда мы прибыли в Буэнос-Айрес, на пристани нас встречала огромная толпа, но люди пришли не для того, чтобы приветствовать Павлову, как можно было ожидать, а для того, чтобы приветствовать возвращающуюся домой футбольную команду.
В Буэнос-Айресе было холодно, и я радовался тому, что нашел немецкий отель с центральным отоплением, где, по крайней мере, мог потребовать то, что хотел. Некоторые из членов труппы благоразумно остановились в аргентинских пансионах, но там было холодно в комнатах, выходящих во внутренние дворики. Театр «Колон» – один из самых замечательных театров, и хорош он по обе стороны рампы. Его огромный зрительный зал вмещает пять тысяч человек, на месте для оркестра может разместиться сто двадцать музыкантов, а на сцене – несколько сотен артистов, и она не будет казаться переполненной. Но он не только огромный, но и действительно хороший. Балеты для предстоящего сезона ставил Романов, и мы были очень рады новой встрече с ним. Он поставил чрезвычайно забавный танец для мужчины и двух девушек. Мы со Славинским по очереди исполняли мужскую партию. Жена Романова Смирнова возобновляла для Павловой grand pas из «Пахиты». Хотя по прошествии времени оно может показаться довольно изысканным, но в то время казалось ужасно устаревшим, и девушки вызывающе демонстрировали свое неприкрытое отвращение к нему. После отъезда из Буэнос-Айреса его больше не репетировали, и все решили, что он так же, как и бразильский балет, канет в Лету, но, оказалось, то была временная отсрочка. Во время этого сезона Павлова решила обратиться к Ван Рилу за фотографиями – во время ее предыдущего посещения он прекрасно сфотографировал ее. На этот раз ей хотелось сделать фотографии «Осенних листьев», и она попросила меня пойти с ней в студию и проследить за тем, чтобы фотографии были сделаны в правильный с точки зрения танца момент и чтобы все остальное тоже было в порядке. У меня возникло ощущение, будто Ван Рилу не слишком нравилось мое присутствие, но, когда я вижу эти прекрасные фотографии Павловой и Обри Хитчинза в «Осенних листьях», я испытываю некоторое чувство гордости оттого, что я хоть в малой степени причастен к их исполнению.
Мы дали несколько представлений в «Ла-Плата», но больше по Аргентине не ездили. После сезона в театре «Колон» мы отправились в Монтевидео и танцевали в театре «Уркиза». В городе тогда находился русский фотограф Яравов, он пришел в театр, чтобы пофотографировать. Он сделал много фотографий одной Павловой, но сфотографировал и меня в «Кришне и Радхе» и в «Русском танце». По дороге назад в Англию мы остановились в Сантусе, где я сошел на берег и отправился на поиски пластинок. Я их отыскал и расплатился бразильским банкнотом, оставшимся у меня после посещения Бразилии, состоявшегося шесть недель назад. Он оказался уже несколько лет как вышедшим из употребления. Добрый хозяин магазина был шокирован тем, что подобную шутку сыграли с гостем его страны, и отправился опротестовывать его в банк, где его обменяли на хороший.
Еще до того, как мы добрались до Англии, мы уже знали, что в ноябре снова поплывем на Восток.
Глава 14. Снова Восток и острова антиподов
Недели между нашим возвращением из Южной Америки и отъездом в Египет быстро пролетели. Мена-ка возобновила уроки и предложила мне принять участие в ее концерте в Бомбее, когда труппа приедет туда в конце года. Я был очень взволнован, но испытывал некоторые сомнения и сказал, что должен спросить на это позволения. И Дандре, и Павлова были тогда в Париже, так что прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось спросить. Павлова охотно дала позволение, и я послал радиограмму Менаке, находившейся на пути домой в Индию.
Часть труппы находилась в Лондоне, а другая – в Париже, и Дандре попросил меня сопровождать английскую половину в Париж, откуда вся труппа отправится в Марсель, где сядет на французский корабль, направляющийся в Александрию. Я ощущал огромный груз ответственности, но все прошло гладко, моя мать нисколько не беспокоилась и не сомневалась в том, что я справлюсь с этим делом. Вот когда Дандре говорил: «Мальчик мой, будь так добр, возьми этот чек, пойди в «Мартинз-банк» около Темпл-Бар и получи по нему деньги, я должен заплатить труппе после репетиции», тогда моя мать приходила в ужас, опасаясь, что меня ограбят.
– Возьми такси, – озабоченно говорила она, но я насмешливо отвергал ее совет.
– В автобусе полно народу, там гораздо безопаснее, даже если кто-то знает, что я везу эти деньги.
Ночная поездка в Марсель была ужасно неудобной: у нас не было спальных мест, стояла зима, и отопительная система действовала через большое металлическое приспособление в полу. Мы ехали с десяти часов утра и к двум часам следующего дня почувствовали, что дошли до предела: было так холодно снаружи и так жарко внутри, и некуда поставить ноги. В конце концов мы уснули от полнейшего переутомления. Поездка по морю была недолгой, я умудрился сесть за стол с французской семьей. Я надеялся, что это улучшит мой французский, и это была беспроигрышная игра, поскольку ничто не могло ухудшить положение. Мы снова танцевали в старинном театре с красным плюшем и позолотой, но больше не было моего отеля с огромной комнатой и кроватью под пологом. Во время прошлой поездки в Египет нам казалось довольно прохладно после Индии, на этот же раз после Англии мы наслаждались приятным теплом. Как-то у меня разболелся живот, однако мне удалось собраться с силами и хоть и с опозданием, но прийти на репетицию. Поднявшись на сцену, я обнаружил, что репетиция прервана: Павлова сидела на стуле, а все остальные члены труппы собрались вокруг. Я догадался, что происходит просмотр, в центре сцены какая-то женщина танцевала с огромным питоном. Не понимаю, почему ей в голову пришла мысль поступать в балетную труппу, но она была русской эмигранткой, так что Павлова, конечно, согласилась ее посмотреть. Беда в том, что змея не привыкла выступать в этот час, слишком рано после еды, и ее вырвало прямо на сцене! Запах, который, казалось, сохранялся до конца сезона, чуть не вызвал у меня рецидива.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});