Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
Накки успешно занимался политикой: в 1916 году путём запутанных интриг он сумел провести в губернаторы республиканца Уолтера Эджа. Но его могущество достигло своего апогея после введения «сухого закона». В Атлантик-Сити («игровой площадке всего мира») этот закон практически не соблюдался, что способствовало популярности морского курорта, где отныне было многолюдно и зимой. Джонсон строго следил, чтобы владельцев распивочных, борделей и игорных домов не трогали, пока те отстёгивают ему часть барышей. Он получал свой процент с каждого проданного галлона спиртного, а также от проституции (полмиллиона долларов в год) и азартных игр. Совесть его при этом была чиста: «У нас есть виски, женщины, песни и игровые автоматы. Я не стану этого отрицать и не буду за это извиняться. Если бы большинству людей всё это было не нужно, это стало бы невыгодным и перестало существовать. А раз это существует, значит, люди этого хотят».
Джонсон разъезжал на светло-голубом лимузине за 14 тысяч долларов и носил енотовую шубу за 1200. Его фирменным знаком была красная гвоздика в петлице. Он занимал апартаменты на девятом этаже отеля «Ритц-Карлтон», построенного в 1921 году, и закатывал там роскошные вечеринки. Расторопного коридорного Джимми Бойда он «воспитал» и сделал боссом своей организации; Джонсона называли «царём Ритца» и «узником Ритца». В этом кажущемся парадоксе не было ничего удивительного. Вот что сказал олдермен Уильям Пачелли в 1929 году: «Капоне ведёт развесёлую жизнь, но он может себе её позволить! Вот он торчит в своём отеле, никогда никуда не ходит и видится всегда с одними и теми же людьми. Похоже, ему это нравится. А по мне, так это очень похоже на тюрьму!» Щедрость Джонсона, как и Капоне, была легендарной. «Когда я жил хорошо, все жили хорошо», — скажет он позже. Как раз в мае 1929 года в Атлантик-Сити завершилось строительство конференц-центра с самым большим в мире залом для собраний. Но мафиози заседали не там.
Самая крупная делегация прибыла, разумеется, из Нью-Йорка и Нью-Джерси: помимо четверых «хозяев», в неё входили Джузеппе Дото (Джо Адонис) и Вито Дженовезе из могущественной «семьи» Массериа, Альберт Анастасья (Безумный шляпник), Фрэнк Скаличе и Винсент Мангано из «семьи» Д’Аквила-Минео — обе «семьи» с Манхэттена; Гаэтано Луккезе (Томми Браун), депутат «семьи» Рейна из Бронкса; Кварико Моретти (Вилли Мур), представлявший интересы «семьи» Массериа в Ньюарке и Нью-Джерси; Багси Зигель, Луис Бухальтер и Якоб Шапиро, которых считали Рокфеллерами преступного мира; Абнер Цвильман, тоже из Ньюарка, Голландец Шульц, пивной барон Бронкса и король игорных притонов Гарлема; Оуэн Мэдден (Оуни Киллер) и Фрэнк Эриксон — в прошлом правая рука Ротштейна. Аль Капоне привёз с собой из Чикаго Фрэнка Нитти, Джейка Гузика, Фрэнка Рио, а также Фрэнка Макэрлейна из банды Солтиса—Макэрлейна. Явились представители Филадельфии, Кливленда, Канзас-Сити, Флориды и Луизианы, братья Эйб и Джозеф Бернштейны из Детройта («Пурпурная банда»), Чарлз Соломон (Царь) из Бостона. Джузеппе Массериа (Джо Босс) и Сальваторе Маранцано, две крупнейшие фигуры криминального Нью-Йорка, не приехали: это были люди старой закалки, которые не считали допустимым иметь дело с представителями иных национальностей, кроме итальянцев, а конкретнее — сицилийцев. Лучано же и Торрио исповедовали прямо противоположные принципы.
Надо сказать, что «этническая» проблема возникла сразу, но довольно неожиданно для участников. Накки Джонсон забронировал для них номера в роскошном двенадцатиэтажном отеле «Брейкере»[43] у самого моря; там можно было принять ванну с морской водой прямо в номере. Однако в старейший отель города пускали только англосаксов протестантского вероисповедания (это в позднейшие годы в «Брейкере» заселялось столько евреев, что его прозвали «аристократом среди кошерных отелей»). Обнаружив, что множество клиентов, явных «даго», пытаются зарегистрироваться под англосаксонскими именами, руководство отеля стало им отказывать. Среди них оказался и Аль Капоне. Услышав об этом, Накки немедленно примчался, чтобы всё уладить; но Аль уже был доведён до белого каления и наорал на него (хотя тот был на 16 лет старше): неужели нельзя было всё устроить как следует? что это за порядки такие? Оба перешли на личности, децибелы зашкаливали, присутствовавшие могли только беспомощно наблюдать, молясь, чтобы не дошло до кулаков. Вдруг Джонсон, бывший выше и толще Капоне, схватил его, вывел на улицу, запихал в свой лимузин и велел всем ехать за ним. Обиженных гостей он отвёз в «Ритц-Карлтон» и «Амбассадор». Но Капоне не унимался: оказавшись в номере, сорвал со стен несколько картин и фотографий в рамках и стал швырять ими в Джонсона. С большим трудом его удалось успокоить.
Конечно, Накки был не виноват: кто мог ожидать подобного снобизма в отношении хозяев жизни? В последующие три дня он расстарался: в отелях вечеринка шла за вечеринкой, все гости вволю ели, пили и пользовались услугами проституток. Если гость был с женой или подругой, девушка по вызову приходила в меховом манто. Двойной подарок: мужчине — секс, его спутнице — меха. Новобрачному Мейеру Ланскому и его жене Анне отвели президентский номер в отеле «Ритц» с огромными запасами шампанского. Но гости приехали не за этим.
Серьёзные разговоры они вели в конференц-залах на верхних этажах «Ритца» и «Амбассадора», но чаще на открытом воздухе, прямо на пляже или в прогулочных экипажах, собираясь группами по два-три человека (в гостиничных номерах могли быть спрятаны «жучки»). Съезд в Атлантик-Сити ни для кого не был секретом: местные газеты печатали фотографии Аля Капоне и других делегатов, гуляющих по набережным или по кромке воды, босиком. Репортёры слали телеграфные сообщения в свои газеты — в Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго; недостаток фактов приходилось возмещать силой воображения. Поскольку практически все остальные делегаты уклонялись от общения с прессой, цитировали в основном Капоне — ему нравилось быть «медийной фигурой». Правда, говорил он всем одно и то же: «Я достаточно долго занимаюсь рэкетом, чтобы понять, что человек, ведущий эту игру, обязан делать перерывы. Это превратности войны. Я годами не живу спокойно. Каждую минуту я нахожусь в смертельной опасности... Я не хочу окончить жизнь в канаве, изрешечённый автоматными пулями». Денег хватит на всех, пора прекратить убивать друг друга. Они собрались здесь, чтобы разработать договор, обязательный для исполнения.
Между
