Светлана Долгова - Ледокол «Ермак»

Набивной лед у входа в Ревель образуется при северных и северо-западных ветрах, тогда как под Гангэ при южных и юго-западных; и так как эти последние теплее первых, то и набивной лед под Ревелем тяжелее, чем лед у Гангэ.

Пробитый канал, при следовании по нему со скоростью 3–4 узла, остается свободен на расстоянии 2–3 длин ледокола, но затем лед заполняет весь канал, и, хотя разбитые куски очень малы и в среднем величиною не больше 1 м, тем не менее, проход для судов тяжел, хотя и не опасен. Судно не может проломиться или сломать винт о ту кашу, которая остается за ледоколом, но сопротивление поверхности подводной части так велико, что слабосильные пароходы в некоторых случаях не могут следовать по каналу, хотя бы даже края его оставались на своих местах и не подвергались сдвиганию.

Затертые у Суропа пароходы находились недалеко от края льда; поэтому я решил взломать весь лед, который отделял их от свободной воды. С этой целью я сделал три круга, взламывая каждый раз огромные глыбы льда. В четвертый раз я пошел вокруг всех пароходов, после чего они совершенно освободились. Это была очень красивая картина, и вся операция продолжалась полчаса. Полагаю, что, может быть, было бы практичнее и скорее, при освобождении остальных пароходов, затертых у Ревеля, поступить таким же образом, разломав весь лед полосами и выпустив его в море. Впоследствии я так и сделал, воспользовавшись SE ветром. Окончив ломку льда, я предложил пароходу «Hansen», который был без винта, свои услуги, чтобы пробуксировать его до Ревеля, прибавив, что за это никакой платы не потребуется; но командир заявил мне, что его будет буксировать пароход их же компании «Nidaros», который стоял рядом с ним.

Освобождение запертых судов у Суропа

Освободив пароходы у Суропа, ледокол вошел в свой собственный канал и остался на ночь. Вслед за ним вошли суропские пароходы.

12 (24) марта. Утром освободили ледокол «Штадт Ревель», а затем начали освобождать остальные пароходы и выводить их в канал. Но и в канале, в одном трудном месте, пароходы сами двигаться не могли, поэтому приходилось задним ходом возвращаться по каналу за каждым пароходом отдельно и буксировать их порознь. Работа ужасно утомительная, потому что командиры пароходов не имеют никакого понятия о буксировке. Подавая буксир, я постоянно просил командиров, чтобы они давали ход своим машинам лишь в тех случаях, когда туго натягивается буксир, так, чтобы не позволять буксиру слабнуть. Между тем, каждый командир, как только его пароход бережно тронешь с места, давал полный ход и ослаблял буксиры. После этого, чтобы осторожно натянуть буксир, приходится совершенно остановить свой ход и дать буксируемому пароходу остановиться. Потом надо просить вторично командира, чтобы он не ослаблял буксира, потихоньку дать ход и опять бережно натянуть буксир. Затем командир буксируемого парохода вновь повторит ту же ошибку, даст полный ход и опять ослабит буксир. Натянуть буксир на ходу, не оборвав его, почти невозможно, и приходится повторять все снова. Дело это совершенно не устроено. Необходимо, чтобы на буксируемом пароходе сидел лоцман, который требовал бы от командира исполнения указаний, даваемых с ледокола.

Потом я решил подавать специальный 6-дюймовый буксир с буксирной лебедки. Один вид этого тяжелого буксира наводил ужас на шкиперов пароходов. Обыкновенно у них некуда закрепить порядочного буксира. Самое надежное – крепить его к якорному канату, но шкипера наотрез отказываются от этого, опасаясь за свои брашпили.

Освобождение затертого парохода. Видна трещина во льду, образовавшаяся при приближении «Ермака»

Когда три парохода были проведены через тяжелый лед, я послал ледокол «Штадт Ревель» вести их в Ревельскую гавань, до которой было 14 миль сравнительно легкого льда. К ночи успели отправить еще четыре парохода.

13 (25) марта. Продолжали проводку пароходов. Пароход «Hansen» без винта был по-прежнему на буксире «Nidaros», который никак не хотел расставаться со своим призом и просил, чтобы их тащили обоих сразу. Я подал ему буксир и потащил его, но буксир, поданный с него на пароход «Hansen», лопнул, и нам пришлось тащить по отдельности каждого. Видя, что «Nidaros» бессилен вести своего товарища, я, проведя его через тяжелый лед, сказал, что поведу «Hansen» до самого Ревеля. Сам же пошел за пароходом «Stay», который шел с моря и показывал, что имеет большую течь. Когда я вернулся с этим последним пароходом, то увидел, что «Hansen» опять взят на буксир.

Рассказываю обо всем этом потому, что впоследствии в Ревеле я узнал о тяжебном деле: «Nidaros» предъявил крупный иск пароходу «Hansen» и его грузу за спасение. Это было тем курьезнее, что, в сущности, их обоих спас «Ермак», не требовавший за это с них ни копейки. Иск сопровождался арестом груза, но чем он кончился, я не знаю.

Когда все пароходы прошли через трудное место, я повел их в Ревельскую гавань, причем мы перегнали все пароходы, шедшие за ревельский ледоколом, и в 2 ½ часа дня вошли в гавань, где многолюдная толпа приветствовала нас самым сердечным образом. Вслед за нами входило двенадцать пароходов, и гавань, казавшаяся мертвою по случаю отсутствия деятельности в течение 2 недель, ожила и зашевелилась.

На «Ермак» прибыли с приветствиями и поздравлениями командир порта, городской голова и представитель Биржевого комитета. В этот же вечер в Морском собрании состоялся официальный прием, сделанный в честь «Ермака», причем губернатор, городской голова и председатель Биржевого комитета выражали свою благодарность за оказанное городу содействие и помощь в критическую минуту. Все это было крайне сердечно и душевно.

Подходя к Ревельской гавани, мы были удивлены при виде огромного нагромождения льда у ревельского брекватера. Вершина его была на 32 фута над уровнем моря, и туда же был взгроможден со дна камень пудов в 60 весом. Как известно, по поводу ледяных нагромождений между полярными путешественницами существуют несогласия. Врангель уверял, что им наблюдались нагромождения, доходившие до высоты 100 футов. Нансен, пробыв во льдах целые три года и совершив через льды большое путешествие, утверждал, что торосы даже в 50 футов – сущие сказки; он допускает, что нагромождения могут доходить до высоты 30 футов. В действительности, и тот и другой правы, но условно – Врангель писал о нагромождении льдов на мелком месте, а Нансен – на глубоком.

Нагромождение льда у ревельского брекватера показывает, до чего может доходить оно при благоприятных условиях. Мы здесь имеем дело с балтийским льдом, толщина которого не превосходит 2–2 1/2 футов, и ледяное поле, подвергавшееся давлению ветра, не превосходило 30 миль. На берега Ледовитого океана может напирать лед, толщиною в 5–7 футов, и поверхность, подверженная действию ветра, может простираться на тысячи миль. Нет ничего невероятного, что при таких условиях нагромождение в 3 раза превзойдет то, что мы видели в Ревеле.