Андре Кастело - Королева Марго
Но герцог де Гиз продолжал:
— С какой стати скрывать от вас, сир, что в последнее время меня часто предупреждали, что вы желаете мне зла?
Пришлось лицемерить. Дружески взяв Меченого под руку, король изобразил отеческую улыбку:
— Затевать недоброе против вас? Неужто вы думаете, что у меня так черно на душе? Да напротив, уверяю вас, в моем королевстве нет никого, кого бы я любил так, как вас…
Де Гиз бросил на короля недоверчивый взгляд. Валуа понял, что надо идти еще дальше. Со слезой в голосе он воскликнул:
— Эти слова я готов скрепить клятвой. Клянусь Телом Господа нашего, которое мне дадут вкусить сейчас, во время мессы.
Итак, королю было в чем покаяться на исповеди! Однако, оставшись в своем кабинете один, он в ярости швырнул на пол свою шляпу. Через некоторое время, справившись с приступом гнева, он изрек:
— Отчаяние еще никого не спасло, а вот осторожность может уберечь от многих опасностей.
Скрытый за гобеленом, ждал его распоряжений Лоньяк, командир Сорока Пяти — личной охраны короля, которую так клял Меченый. Он вышел из укрытия, вопросительно вглядываясь в лицо своего господина.
— Послезавтра, — сказал Генрих сдавленным голосом. — Да… капкан готов, но пружина у него такая тугая, что понадобится много людей, чтобы его поставить.
И вот послезавтра, 23 декабря 1588 года, на рассвете серого и туманного дня, все Сорок Пять набросились на герцога де Гиза, которого король перед заседанием Совета вызвал в свой кабинет.
Это была настоящая бойня!
Нападающие наносили удары не переставая, но де Гиз держался на ногах. Словно раненый зверь, который волочит на себе свору собак. Меченый перемещался из угла в угол королевского старого кабинета, оставляя на стенах и гобеленах кровавый след. Даже пронзенный десятком клинков, он не переставал кричать:
— Какое предательство, месье! Какое предательство!
Убийцы расступились: герцог на какой-то момент замер посреди комнаты. Казалось, он вот-вот рухнет. Но нет: он продолжал стоять, пошатываясь и стараясь сохранить равновесие. Вытянув руки, с потухшими глазами, хватая ртом воздух, он направился к Лоньяку, который смотрел на него, опираясь на ларь. Капитан Сорока Пяти даже не дал себе труда обнажить свой клинок. Не вынимая шпаги, он ножнами резко оттолкнул от себя умирающего. Герцог попятился, потерял равновесие, попробовал найти точку опоры, на секунду оперся о выступ в стене, оставив на нем кровавое пятно, и наконец рухнул наземь.
Готово!
Тот, кого Маргарита так любила, превратился в исколотый труп. Тело Генриха де Гиза было предано огню, а пепел брошен в воды Луары вместе с пеплом кардинала Лотарингского, убитого на чердаке замка Блуа.
* * *Вечером 4 января 1589 года буря бушевала над замком Блуа. Ветер врывался в широкие трубы на крыше и гнал дым обратно в комнаты. Королева Екатерина, Екатерина-регентша, мать королевы Марго, королевы Испании и трех королей Франции, умирала. «У нее очень высокая температура, — записал в тот день один из послов, — и хотя врачи объясняют жар безобидным насморком, возраст больной и острый приступ болезни вызывают серьезные опасения».
На следующий день она составила завещание, в котором отписала замок Шенансо королеве Луизе. Каждый получил свою долю наследства, за исключением мятежной дочери и ее мужа, еретика Генриха Наваррского: они — по крайней мере временно — наследства лишены. Екатерина выглядела бодро. Она не видела оснований для беспокойства и оставалась совершенно невозмутимой. Нострадамус и Руджиери предсказали ей, что она умрет «близ Сен-Жермена».
А от Блуа до Сен-Жермена далеко!
Тем не менее 5 января около часу дня Генрих III попросил ее принять последнее причастие. В комнату вошел королевский священник, которого она никогда раньше не видела.
— Как вас зовут? — спросила Екатерина.
— Жюльен де Сен-Жермен, мадам, — ответил тот.
— Я погибла! — закричала королева.
Полчаса спустя она отдала Богу душу. Рядом с ее изголовьем Генрих III перебирал свои четки с черепами вместо костяшек…
О том, что Екатерина Медичи спасла Францию, забыли сказать, когда сочиняли эту эпитафию:
Она породила трех королей и пять гражданских войн,
А для того, чтобы строить замки, разрушала города.
Позднее, увидев ее могилу в Сен-Дени, Генрих IV патетически воскликнул: «Как же ей там хорошо!».
* * *Маргарита еще могла уповать на то, что ее спасет вражда между последним Валуа и первым Бурбоном. Возможно, чтобы досадить наваррцу, Генрих III и выпустил бы Марго из ее орлиного гнезда. Однако два Генриха вскоре заключили союз. «Я обращаюсь к вам как француз, — писал король Наварры королю Франции. — Я прошу вас пожалеть государство… Все мы сделали немало зла и все мы достаточно настрадались. Столько лет мы были слепы, безрассудны и безжалостны. Не пора ли остановиться?.. В этот час я обращаюсь ко всем жителям этой страны, которые наблюдали за нашими безумствами. Я обращаюсь к нашему дворянству, нашему духовенству, жителям наших городов и нашему народу — я взываю ко всем. Рассудите, к чему мы идем, что станет с Францией, каким будет облик нашего государства, если не излечиться от этого недуга?..».
Генрих III согласился пожать руку, которую так благородно протянул ему муж Маргариты. Эта захватывающая сцена произошла 30 апреля 1589 года, и Пьер де л'Этуаль рассказал о ней так:
«Наконец, соединившись, они обнялись с чувством любви, даже со слезами, особенно король Наваррский. Из его глаз текли слезы, крупные, как горох».
Участь Маргариты это не изменило никоим образом. Она по-прежнему оставалась в тюрьме… которая, по правде говоря, таковой не являлась. Это тем более верно, что 28 апреля, за два дня до сцены, которую мы только что описали, маркиз де Канияк погиб при осаде Сент-Уина, сражаясь за дело Католической лиги.
С этого момента королева стала хозяйкой Юсона. Похоже, она смирилась со своим одиночеством, видя в нем, как уверяет один из очевидцев, «отраду и отдохновение духа» — в самом деле, настал момент, когда она больше ни от кого не зависела. Часовню привели в порядок, и каждое утро она посещала мессу. Принимала сеньоров из близлежащих поместий; теперь ее окружал настоящий двор. Здесь ставили комедии и частенько проходили концерты, на которых восхитительно пели девять молоденьких девушек. Она любила посвящать долгие часы своему туалету и натирать жасминовым маслом располневшее тело. Ее подруга, герцогиня д'Юзес, в письме Генриху III писала, что королева «проводит жизнь в воде. Белизна ее кожи напоминает лилии, она благоухает, как бальзам, однако при этом снова и снова чем-то натирает себя». Для ухода за своим телом Марго использовала добрую сотню рецептов, хотя это, по ее словам, стоило ей экземы и даже рожистого воспаления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});