Лев Гумилевский - Зинин

Мало того: естественную систему элементов, предложенную учеными, можно было применить к указанию свойств еще не открытых элементов, что впоследствии и сделал сам Менделеев. Это был риск, но риск правильный, окончательно утвердивший периодическую систему.

Подводя итог состоявшемуся разговору по сообщению Менделеева, Николай Николаевич, председательствовавший на заседании, подчеркнул огромное, мировое значение сделанного членом общества открытия: он видел в свете своего огромного опыта многое из того, что нес миру периодический закон.

Взволнованный событием дня, он не мог не повидаться с Менделеевым на другой же день, даже с риском не застать его дома.

«Основы химии» забирали у Дмитрия Ивановича все время. Он сидел за столом и, не выпуская из рук пера, слушал Сеченова, рассказывавшего о вчерашнем собрании. Увидя входившего в кабинет, Иван Михайлович прервал свой рассказ:

— А вот и сам председатель к вам — он лучше меня вам все доложит!

— Очень, очень хорошо, — здороваясь, немедленно вступил в разговор Николай Николаевич, — премного отличных сближений, даже весело было слушать. Дай вам бог удачу в подтверждении главных выводов опытами! Но как это пришло вам в голову? Понять не могу…

— Случайно… — спокойно отвечал, откладывая перо, Менделеев. — Искал какой-нибудь другой порядок вместо алфавитного в расположении элементов. Искать же чего-либо, хотя бы грибов или какую-нибудь зависимость, нельзя, разумеется, иначе, как смотря и пробуя…

— Метод проб и ошибок! — вспомнилось Зинину.

Дмитрий Иванович достал из ящика пачку карточек и, подавая их гостям, продолжал:

— Вот я и стал подбирать сходные то по весам, то по основным качествам элементы. Тут уж всякий бы заметил, что свойства соотносятся с весами. Ясно, что существует закономерность в этих соотношениях.

Несколько минут Николай Николаевич безмолвно перебирал картонные карточки, вовсе не замечая, что там было на них написано. Дмитрий Иванович продолжал свой рассказ, но Николай Николаевич уже не слушал его. Когда наступило молчание, он очнулся, тихо положил карточки на стол перед Менделеевым, но обратился, к общему удивлению, не к нему, а к Сеченову, стоявшему перед книжными полками и рассматривавшему названия на корешках книг:

— Значит, вы правы, добрый друг Иван Михайлович, первоначальная причина всякого поступка лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении, потому что без него никакая мысль невозможна…

— Эка, как вы запомнили — слово в слово, как у меня! — откликнулся Сеченов. — Рад, что дошло до вас!

Дмитрий Иванович с некоторым недоумением смотрел то на одного, то на другого, стараясь понять о чем тут шла речь.

Тогда Николай Николаевич обратился к нему:

— Конечно, Дмитрий Иванович, вы сделали большое открытие, очень большое. Но вот Иван Михайлович сделал еще больше — он объяснил нам, как мы мыслим, как делаются открытия! Тут есть что-то гениальное.

— Не спорю, равняться с ним не хочу… — охотно подтвердил Менделеев, и разговор круто повернулся к «Рефлексам головного мозга».

С этой поры книга Сеченова становится настольной книгой Николая Николаевича и помогает ему впоследствии понять необъяснимую и необъясненную психологическую загадку в душевной жизни его старого друга и ученика — Александра Михайловича Бутлерова.

Бутлеров перешел в Петербургский университет в полном расцвете своего таланта, окруженный славой ученого с мировым именем. На первой его лекции 23 января 1869 года присутствовали не только студенты-химики, студенты других факультетов, но и профессора. Привлекательные манеры, красноречие и эрудиция, удивительное умение овладевать вниманием аудитории покорили слушателей. Популярность нового профессора быстро росла вместе с его научным и общественным авторитетом. В этом большое значение имела и деятельность Бутлерова в Академии наук рядом с Зининым.

Организация Химического общества, открытие периодического закона, журнал общества, брошюра Зинина об анилиновых красках объективно свидетельствовали о быстрых теоретических и практических достижениях химической науки и широчайших перспективах ее развития. Николай Николаевич совмести но с Фрицше поднял вопрос об увеличении мест по химии в системе Академии наук.

«Для Академии наук, которая по выходящим из нее научным работам должна быть представительницей научного развития России, мало двух деятелей по химии, пустившей корни свои и ветви в области самых разнородных знаний», — писали два представителя химии в академии, требуя хотя бы еще одного места для своей науки.

Располагавшее свободными адъюнктскими вакансиями физико-химическое отделение академии решило положительно вопрос большинством в семнадцать голосов против трех.

Тогда Фрицше, Зинин и Кокшаров предложили кандидатом на отведенную для химии вакансию Бутлерова. В январе 1870 года Бутлеров был избран адъюнктом, через год — экстраординарным академиком.

— Ура, один только черный! — такой записочкой уведомил Николай Николаевич своего старого друга и ученика.

Бутлеров занял кресло умершего в 1871 году Юлия Федоровича Фрицше. Вскоре по праву академика он занял квартиру, освобожденную семьей Фрицше. Так началась лучшая пора жизни старых друзей, учителя и ученика, в одном доме, в постоянном человеческом и научном общении.

Не давал твердого ответа научный опыт — Николай Николаевич из своей лаборатории шел в соседнюю, к Бутлерову, и спрашивал:

— Как там по вашей новой теории — амаровая кислота имеет изомеры или не имеет?

Александр Михайлович отвечал, но, когда его теория не давала ясного ответа на какое-нибудь сомнительное предположение, ученик шел к учителю:

— У вас такой опыт и такое химическое чутье, что, может быть, вы скажете — есть разница в химическом строении или в атомном весе у желтого и красного фосфора?

Собирались в очередной понедельник гости наверху, у Зинина; Александр Михайлович брал из прихожей щетку, служившую для подметания полов, я стучал ею в потолок, приглашая таким условным знаком спуститься всех к нему: будет какое-то особенное угощение.

Возвращался Николай Николаевич из академии с ворохом новостей, требующих обсуждения, и в кабинет Бутлерова по каменной стене доходил условный стук головкой бронзового пресс-папье.

Избрание Бутлерова в Академию наук усилило не только химическую группу академии. Рука об руку ученик и учитель при поддержке других передовых русских ученых вступают в борьбу с темными силами реакционеров, карьеристов и бюрократов.

Поводы для столкновений возникали постоянно.