Владимир Трубецкой - Записки кирасира

История с Куликовским, да еще в связи с романом Михаила Александровича, окончательно обозлила Марию Федоровну в отношении нашего полка, и после этого она прекратила свои былые интимные и «милосттивые» посещения полкового лазарета, полковой церкви и казарм, к великому огорчению всех старых офицеров, не чувствовавших за собой никакой вины и мечтавших наладить снова прежние добрые отношения с шефом. Однако за все мое пребывание в полку императрица ограничивалась лишь посещением нашего смотра полкового учения и присылкой официальной поздравительной телеграммы ко дню нашего полкового праздника. К кавалергардам она была гораздо милостивее.

Что касается до участи поручика Куликовского, то дабы более не разлучаться с великой княгиней, он при ее содействии легко устроился личным адъютантом к ее мужу — принцу Ольденбургскому. Этот ловкий человек с фигурой бога Аполлона, хотя и снял форму полка, променяв ее на общеадъютантскую, однако продолжал числиться в списках полковых офицеров, как это полагалось в отношении всех личных адъютантов высочайших особ. С полком он связи не терял и в мое время пользовался известным влиянием на нашу молодежь, примыкая к партии спортсменов Экса и Плешкова и принимая участие в полковых интригах. Судьба сжалилась над великой княгиней Ольгой. Ей и ее сестре Ксении после революции удалось эмигрировать за границу, где Ольга Александровна наконец сочеталась законным браком с Куликовским. Говорят, что Ольге удалось унаследовать часть небольшого капитала, который некогда был по какому-то случаю переведен по распоряжению ее брата из России в один из банков Англии.

В свое время Ольга Александровна недурно рисовала и, как мне пришлось слышать, ее способности к живописи оказали ей в эмиграции известную материальную помощь. Среди буржуазных коллекционеров и любителей раритетов нашлись такие, которым интересно было иметь картинку с собственноручным автографом родной сестры последнего русского императора.

Хорошо помню свою первую встречу с этой великой княгиней. Было это в первый же год после моего производства.

Помню, я ожидал приезда из Петербурга своей родственницы и по сему случаю прогуливался под стеклянным сводом Гатчинского вокзала, поджидая поезда. Среди присутствующей на перроне многочисленной публики находилась одна дама небольшого роста, которой на вид лет тридцать. У нее было некрасивое, но живое лицо, которое показалось мне знакомым. На ней была простая темная коротенькая жакетка и скромная черная шапочка. Впрочем, наружность этой дамы была настолько обыкновенной, что я обратил на нее внимание лишь тогда, когда увидел, что начальник станции отвесил ей низкий и подобострастный поклон, а станционный жандарм почтительно отдал честь. Тут только я догадался, что вижу перед собой великую княгиню Ольгу Александровну, которую и раньше уже имел случай видеть. Мне стало очень неловко и совестно, так как я дважды уже прошел мимо нее, не отдав ей чести, а между тем она смотрела на меня. С моей стороны это была большая гаффа — гвардейский офицер должен был хорошо знать в лицо особ царствующего дома и отдавать им честь, становясь во фронт. Исправлять теперь свою ошибку было уже неловко и поэтому я отступил в самый дальний угол перрона, дабы более не встречаться с великой княгиней и быть подальше от нее. Внезапно я увидел, как на перрон вышли трое моих старших товарищей-офицеров. Они были уже знакомы с великой княгиней, и я видел, как она подозвала их к себе. Минуты через две я заметил, что она указывает на меня моим товарищам, и к моему смущению один из них подошел ко мне и сказал: «Великая княгиня Ольга Александровна заинтересовалась тобой и хочет, чтобы ты был ей представлен. Пойдем!» Товарищ мой тотчас же представил меня. Сняв фуражку, я взял руку великой княгини и, почтительно нагнувшись, поднес ее к своим губам, как требовалось обычаем. Неожиданно для меня в тот момент, когда я разжал свои пальцы, чтобы отпустить руку великой княгини, последняя тихонько сжала мои пальцы в своих и, не отпуская моей руки, принялась, не глядя на меня, весело беседовать с моими товарищами. Я тихонько потянул свою руку к себе. Великая княгиня схватила ее еще крепче и принялась раскачивать ее из стороны в сторону, продолжая свою болтовню. Положение мое было преглупое. Этикет не позволял мне избавиться более энергичным способом от руки величайшей особы, и я почувствовал, что густо краснею, как за себя, так и немножко за Ольгу Александровну, так как я сознавал, что великая княгиня не должна держать себя столь свободно и развязно на глазах у публики, которая с любопытством разглядывала нас. Я чувствовал, что в этом поведении Ольги Александровны есть что-то неуловимо неприличное и вызывающее, а она все сильнее продолжала сжимать и раскачивать мою руку, окончательно сконфузив меня. Так длилось минуты три, показавшиеся мне вечностью, и я не знаю, сколько бы это еще продолжалось, если бы к счастью для меня не показался подходивший поезд, приход которого положил конец всей этой сцене. Опустив мою руку, Ольга Александровна весело и как бы немного вызывающе улыбнулась и сказала мне несколько незначительных слов, на которые я ответил спокойно и почтительно, быстро совладав с собою. Помню, после этой встречи я долго отыскивал смысл странного поведения великой княгини, но смысла так и не находил. Хотелось ли ей этим поступком наказать меня за то что я равнодушно прошел мимо нее, не отдав ей чести, или же просто ей пришла фантазия позабавиться, смутив чуть ли не до слез молодого и неопытного корнета? Было ли это с ее стороны простым явлением чисто женского кокетства? — Не знаю. Знаю только, что я был поражен и несколько разочарован, ибо до сего времени я… (На этом рукопись обрывается. — Ред.).

Комментарий к военной теме, воинской атрибутике и персоналиям

Хотя «Записки кирасира» несомненно являются художественным произведением, сам автор отнес их к жанру мемуаров. И, действительно, все его герои — от главных действующих лиц до вскользь упоминаемых персонажей — исторически достоверные фигуры. Судьбы некоторых героев В. Трубецкого прояснить до конца не удалось, и они еще ждут своих исследователей.

Записки Владимира Сергеевича Трубецкого представляют собой почти забытый у нас вид воспоминаний — военные мемуары, посвященные Русской Императорской Армии. В нашей стране он был представлен лишь книгой А. А. Игнатьева «50 лет в строю», за рубежом же подобные произведения издавались за последние семьдесят лет в большом количестве. Они выходили и отдельными книгами, и в самых разных периодических и повременных изданиях. Об объеме этого драгоценного наследства в какой-то мере можно судить по «Материалам к библиографии русской военной печати за рубежом», изданным А. А. Герингом в Париже в 1968 году. Однако, к сожалению, с большинством из этих публикаций не только любители отечественной истории, но и специалисты по истории Русской Армии, как правило, не имели возможности знакомиться. В связи с этим записки В. С. Трубецкого представляют особенный интерес, представая не только ярким литературным произведением, но и источником по изучению русской военной культуры, Автор чрезвычайно точно не только описывает те или иные подробности военного быта, но и передает атмосферу русской военной среды, ее традиций. Конечно, для современного читателя знакомство с предлагаемыми записками будет сопряжено с определенными трудностями, так как смысл многих бытовых деталей, терминов и понятий, хорошо известных в начале II веке, сейчас от нас закрыт. Предлагаемые комментарии и ставят перед собой цель — помочь в знакомстве с этим интересным памятником и одновременно открыть новую для многих область культуры, проникновение в которую заставит прочитать по другому даже известнейшие произведения русской литературы.