Тамара Леонтьева - Лихачев

И опять пошли в ход пресловутые «козелки», на которые Лихачев уже не мог смотреть равнодушно. Но нужен был ремонт — значит, Лихачев должен был его организовать. И он это делал.

Чего только не падало на его плечи, чего только ему не приходилось делать, куда только его не вызывали, где только его не ждали.

Сам Иван Алексеевич насчитывал тогда, по крайней мере, восемь сторон своей деятельности и писал друзьям и соратникам то в Миасс и Ульяновск из Москвы, то из Шадринска в Челябинск, а из Челябинска в Москву.

«Посылаю вам, дорогие товарищи, свой восьмигранный привет».

Даже тех, кто хорошо и давно его знал, поражала его удивительная энергия. Она была необъятна, всегда действенна и необыкновенно заразительна. За что бы он ни брался, он во все вносил не только четкость, ясность задания, но и товарищество, чувство равенства, постоянное желапие помочь, облегчить жизнь каждого и развеселить, обязательно развеселить рядом стоящего, чтобы не унывал, не вешал носа, был готов «драться» в прямом и переносном смысле слова.

2

Записи и протоколы собраний, совещаний, летучек и пятиминуток военного времени свидетельствуют о том, что шутки и прозвища, разные искрометные словечки, брошенные Лихачевым, нарочито записывались стенографистками и становились нарицательными.

В то время на летучке или пятиминутке главным образом минометного цеха, куда он приходил, разыгрывались сцены, которые передавались потом из уст в уста.

Лихачев говорил:

— Ты приди домой, поставь перед собой зеркало и посмотри, честный ты, человек или нет. Каким себе покажешься?

— Парень красивый, — впадал в тон обвиняемый мастер, бригадир или техник.

— Но ненормальный, — бросал словцо Лихачев.

— Будешь с вами нормальный! — отвечали ему. Все смеялись, и Лихачев тоже смеялся.

— Нет! — восклицал он. — Серьезно. Где твой великий опыт техника? Почему ты ни одного дела до конца не доводишь?

Долгое время директорская проработка сосредоточивалась на тех, кто занимался производством минометов, хотя Лихачев и сам понимал, что больше и лучше работать, пожалуй, нельзя.

Разве дело было в отдельных промахах и упущениях?

Дело было в самом принципе организации этого нового производства вооружения в целом. Время увеличения производительности труда только за счет уплотнения рабочего дня прошло безвозвратно. Кустарщина, основанная на использовании ручного труда рабочего, не только не способна была наиболее полно и эффективно раскрыть все возможности производства, но и оказывалась опасна по своим неисправимым последствиям.

Никто и ничто в данных условиях не могло обеспечить быстрого и значительного увеличения выпуска вооружения и боеприпасов, снижения брака и улучшения качества, снижения себестоимости и сокращения числа потребных рабочих, быстрого приобщения к производству только пришедших на завод женщин и подростков, не имеющих квалификации. Никто и ничто не могло разрешить всех этих проблем, кроме всемогущего потока, то есть постановки производства вооружения на конвейер.

Начальнику производства Иванову и всем руководителям участков, объяснявшим причины тех или иных неполадок, трудно было отказать в аргументированности и убедительности. Их искренность была совершенно очевидна. Но и тем, кто «обвинял», и тем, кто «защищался», было совершенно ясно, что причины срыва планов не в этих частностях.

Согласно технической документации стволы минометов должны были изготовляться из специальных толстостенных труб. Трубы, в свою очередь, изготавливались заводами, расположенными на юге нашей страны и теперь эвакуированными на восток. На новом месте производство труб заводы еще не развернули. Словом, труб не было, и, когда они начнут поступать, никто точно сказать не мог. Минометы же нужны были безотлагательно. Прямо из цеха они шли на фронт. Отсутствие труб грозило полным прекращенном производства минометов.

Лихачев разогнал всех своих «карасей» — снабженцев и узнал, что на одном из подмосковных заводов, где изготавливались зенитные пушки, имеется большое количество бракованных стволов. Он послал письмо в Главное артиллерийское управление Министерства обороны с предложением использовать эти бракованные стволы для изготовления стволов минометов. То, что не годилось для пушек, могло вполне годиться для минометов.

Вопрос был довольно быстро разрешен положительно, и из ГЛУ были получены новые технические условия.

Но едва был разрешен вопрос со стволами, как возникли новые трудности. Теперь речь шла об отсутствии на заводе оборудования, необходимого для покрытия стволов минометов специальной защитной пленкой оксидирования (воронения). Не было и нужных специалистов-гальваностегов.

Необыкновенная изобретательность потребовалась от старых рабочих и инженеров завода, оказавшихся в Москве, для того, чтобы разработать и смонтировать новую технологическую линию оксидирования минометов, ни на минуту не останавливая их производства. Первые стволы оксидировали в обыкновенном баке, с подогревом на керосинках. ТЭЦ не работала.

Авторами этой уникальной установки были технолог Рыклина и начальник цеха Купцов.

Несмотря на титаническую работу, проделанную коллективом завода, октябрьский план по выпускам минометов не был выполнен.

На многочисленных совещаниях у Лихачева, а в его отсутствие у Тахтарова и на парткоме только об этом и говорили.

Глава пятидесятая

1

Заводу был выделен самолет — «штабной самолет связи», как его называли.

Лихачев быстро освоил и этот маленький самолет, и комбинезон на гагачьем пуху — «этакая роскошная вещь», — и новые темпы, и трассу, где «дислоцировались его части».

Самолет Лихачева садился даже там, где не было никакого аэродрома, невдалеке от завода. Здесь не было пи полосатого конуса, определяющего направление ветра, ни посадочного Т. Чаще всего приземлялись на узкой полоске земли, с которой ветер угодливо сметал снег, выполняя работу сотен людей.

Вылезая из заледеневшего самолета, Лихачев каждый раз тихонько чертыхался. У него болела нога. Он тер нос и подбородок, тоже замерзшие до боли. Но мысли его не задерживались на этом. Они бежали торопливо от одной «грани» к другой. Было о чем подумать директору в его «восьми направлениях».

В Челябинске жила семья.

В первый раз Лихачев прилетел в Челябинск с большим опозданием против обещанного. Все, кто знал Лихачева, подчеркивают одну черту его характера: придавать особую цену слову и, не подумав предварительно, не взвесив всех возможностей, не обещать. Поэтому слову Лихачева всегда верили. Лихачев сказал — и не надо было больше никаких бумажек, никаких письменных гарантий. При этом он всегда старался сделать больше, чем обещал. По отношению к семье он держался того же правила. Но на этот раз изменил себе.