Дмитрий Урнов - На благо лошадей. Очерки иппические

Может ли «рубашка», то есть масть, служить признаком класса лошади? Скажем, серых мало среди победителей крупнейших скаковых призов. Вопрос настолько тонкий, что лучше я дам слово специалисту, мы с ним переписывались, вот отрывок из его письма. Это писал из Якутска зоотехник Н. Ситников: «По моим личным наблюдениям и по рассказам весьма наблюдательных стариков, наших отцов и дедов, самые выносливые, сильные, часто безудержные якутские лошади встречались чаще всего среди лошадей серой масти. А самыми худшими мастями для лошадей якутской породы являются, на мой взгляд, рыжая, а также пегая, чубарая, игреневая и саврасая. Арабы считают, что самая лучшая масть, отличающая добротную лошадь, – рыжая. У них существует поговорка: «Догонишь врага и спасешься от врага только на рыжей лошади». Видимо, это объясняется географическим расположением их родины – Аравийского полуострова. Ведь там, у экватора земного шара, жара достигает 50 градусов, а зимы не бывает. Расположение же нашей республики как раз противоположно этому во всех отношениях. У нас месяцев холодных больше, чем теплых и жарких. Снег держится восемь месяцев. Как видно, это и предопределило наличие среди чистопородных якутских лошадей серой масти, и это же, видимо, обусловило лучшую усвояемость кормов организмом и более интенсивный обмен веществ у лошадей именно серой масти. Поэтому отличительной чертой лошадей этой масти у нас являются сила, выносливость и резвость». Я слушаю мнение знающего человека и безмолствую…

В подборе статей и мастей, как в кличках, отражается время и личные пристрастия. В конце концов, та же политическая борьба. «Интересно, – писала мне Леди Олдингтон из собственного города Олдингтона в графстве Кент, – что в России купечество предпочитало ездить на вороных в пику дворянству, ездившему на белых, точнее, светло-серых. То же самое и здесь, в Англии, скажем, немецкий по происхождению английский король Георг III выезжал на белом коне, а сын его, Принц-Регент, обязательно на вороном, ибо взаимности между ними не наблюдалось».

В погоне за модой и англичанами, которых почитали законодателями в скаковом деле, лошадей «англизировали» – подрезали им хвосты. С грустью и тревогой смотрели знатоки на эту суету. «Хороша лошадка старинного завета», – вспоминали они дедовскую поговорку. Один из таких дельных заводчиков иронически описывал выводку – показ лошадей у новоявленного хозяина: с утра начинаются разговоры, как высоко происхождение его лошадей от каких-нибудь Стебалы, Первача, Дергача, Грозы, Телушки, Вьюги и т. п. И тащит он гостей в конюшню смотреть знаменитостей с громкими названиями.

Публика молча идет, становится в углу манежа, хозяин хлопочет, выходит из себя, распекает конюхов за то, что плохо мочат гривки, мало мажут дегтем копыта и не умеют подбодрить и поставить красиво. Хозяин забыл о том, что правильная лошадь почти всегда и сама станет красиво.

Наконец выводят. «Вот, вот, господа», – бегая взад и вперед, суетится хозяин.

Перед зрителями стоит короткая лошадь, на высоких длинных ногах, с узким задом, с плоскими, запавшими боками, с тяжелой головою, с длинными ушами, с сонными маленькими глазами, постоянно закрывающимися, стоит перед публикой, словно сконфуженная; точно чувствует она и укоряет хозяина, зачем, мол, ты меня вывел показывать.

«Посмотрите, посмотрите, – кричит хозяин, – какова подпруга у этой лошади», – и он указывает на отвесное длинное плечо, которое почти всегда в связи с узкою, неразвитой, запавшей грудью. Хозяин опять забыл, что у хороших, правильных лошадей незаметно ни большой подпруги, ни напористого зада, – все настолько пропорционально, что ничего нет выделяющегося, а если взять с иного, дельного коня хомут, то в него, пожалуй, проскочит вся лошадь с большой подпругой.

«Эта, – говорит хозяин, – самой высокой породы: бабка бежала, тетка бежала!» Действительно, бабка и тетка бежали, но у столба переходили в шаг; на другой или на третий год отбивали свои длинные ноги и поступали в завод как знаменитости, если не околевали от запала. Рождались от них тоже знаменитости, вроде той, какую только что выводили…

Но вот показывают еще коня. С гордостью хвалит хозяин рост, ширину и «густоту». Стоит действительно лошадь-слон с мясистыми вялыми ногами, с огромной грубой, горбоносой головой. Кроме того, чтобы носить свое собственное мясо, она предназначается для прогулок красавиц купчих пудов по семи веса.

Монолог коннозаводчика я привел почти дословно, и не все, должно быть, специальные оттенки в нем понятны. Их и не все разъяснишь. Но ясен смысл его печали и горечи. Так всякому знатоку, не только лошаднику, остается кипеть про себя, со своим пониманием вещей – под натиском поверхностной новизны…

Англичане-конники считают: «Смотрите лошади сразу на ноги. Если ноги никуда не годятся, то на все прочее и смотреть нечего». Грошев говорил еще жестче: «Задние ноги! Смотри, как работают задние ноги. А перед – это для красоты».

Но сколько ни смотри на ноги, передние или задние, ничего не увидишь, если «глаза» нет, навыка, а главное – чутья. Те же англичане привели на европейский чемпионат по троеборью старика Мастера-Бернара, которого по первому впечатлению можно было принять за водовозную клячу. У него колени дрожали. И этот Мастер взял первое место по выездке.

Знаменитейшие ипподромные бойцы имели серьезные пороки экстерьера. Однако тут действовал закон «компенсации»: у них были, кроме того, и чрезвычайные достоинства. Одного недостает – другое в избытке: лошадь ростом невелика, но породна; не очень изящна, однако дельна; голова великовата, да корпус массивен; плечо чересчур отвесно, зато бабки длинны – пружинисты, смягчают удар о землю слишком прямо поставленной ноги. Важна, конечно, не механическая правильность форм, а живая гармония всего организма. Истинным знанием лошади, чутьем и «глазом» на лошадь обладает тот, кто эту гармонию способен уловить.

О готовности коня к скачке, например, специалисты судят так: лошадь должна быть суха, иметь матово-блестящую шерсть (большой блеск – излишек жира, тусклость – болезнь), упругую рельефную мускулатуру, блестящий глаз, сухожилие без утолщений. У такой лошади копыта холодные, ребра хорошо отделенные, вид бодрый. Но основное у лошади – «открытое», легкое дыхание, и определить его по внешнему виду нельзя. Это уже сами скачки или, как выражаются на ипподроме, финишный столб показывает.

Туркменские сеизы (тренеры) имеют такие приметы, что лошадь готова скакать: она основательно «высушена», шея у нее как бритва, ребра можно пересчитать пальцем, а если тронуть мускулы на крупе, то они – струна. Но опять-таки приметы действуют не сами по себе, у всякой лошади свой организм, свой характер и соответственно свои приметы, свои боевые кондиции. К скачке принято лошадь «выдерживать», «сушить», однако есть, тем не менее, лошади, которые любят, напротив, скакать «в теле». Чрезмерно подсушенные, они терпят неудачу. На это у каждого тренера и жокея имеются свои секреты.