Пауль Леверкюн - Германская военная разведка. Шпионаж, диверсии, контрразведка. 1935-1944

Самым важным примером такого рода ошибок можно считать десанты в Северной Африке. Абвер точно докладывал, и не один раз, о местах, где противник намеревается высадиться. Испанская разведка подтвердила, что, по ее мнению, эти места являются наиболее возможными целями для такого вторжения. И все-таки германское посольство в Мадриде знало лучше, как утверждает сэр Сэмюэл Хоар, британский посол; и идеи посольства были более весомы для гитлеровского Генерального штаба, чем донесения абвера.

Это был яркий пример ошибочного выбора. В то время, когда зачитывались донесения военной разведки, бесчисленное множество других людей и департаментов, косвенно вовлеченных в вопрос о разведке, тоже оказывали влияние на выбор. Более того, Гитлер был склонен больше доверять творениям своей собственной фантазии, принимая желаемое за действительное, чем фактам, добытым абвером и фронтовой разведкой; и чем дальше, тем больше его окружение поощряло такое состояние дел с возрастающим единодушием, пока даже его военные советники не могли устоять перед магией его пророческих заклинаний.

И все это венчал тот факт, что Канарис и его служба были камнем преткновения для Гиммлера и Гейдриха. Эти двое имели абсолютный контроль над внутренней разведкой, полицией, гестапо и источниками информации, которые служба безопасности добывала для себя за рубежом. Правда, им была дана директива, ограничивающая их деятельность до политической и полицейской информации; но их огромные амбиции подталкивали их на вмешательство и в военные дела, что вполне понятно, ибо во время войны первостепенную важность имеют военные дела. Такая военная информация шла не в службу военной разведки для оценки или в Генеральный штаб для создания убедительной картины военной ситуации, а прямиком к Гитлеру, обычно сопровождаемая намеком на то, насколько служба безопасности более эффективна, чем абвер; и ни Гиммлер, ни Гитлер не имели достаточно проницательности, чтобы осознать серьезности ошибки в выборе, которая совершалась таким образом.

Далее шли трудности, которые приписывались симпатиям, испытываемым некоторыми офицерами Канариса к оппозиции, и для сокрытия которых от любопытных глаз Гиммлера, Гейдриха и остальных этим офицерам недоставало умения.

Полковник (позднее генерал) Остер был начальником Центрального отдела, отвечавшего за техническую сторону, но не имевшего ничего общего с фактическим получением информации. Зимой 1939/40 года дата начала Западной кампании откладывалась несколько раз. Остер был в очень дружеских отношениях с военным атташе Нидерландов Сасом. В начале мая 1940 года Сас узнал от японцев окончательно установленную дату наступления на Запад. Он спросил у Остера, правда ли это, а последний совершенно спонтанно ответил, что да и что будет вторжение в Голландию и в Бельгию. Остер, помня о том, как неспровоцированное нападение на Бельгию в 1914 году стало решающим фактором в формировании мирового общественного мнения против Германии, считал, что расширение войны на Запад и нападение на нейтральные страны Бенилюкса совсем не улучшит позиции Германии, а нанесет величайший вред ее делу. Он допускал, что, по донесению Саса, королева Голландии и король бельгийцев оповестят весь мир о намерении Германии захватить их страны через сорок восемь часов и что тем самым мировое общественное мнение заставит Гитлера опять воздержаться от этого нападения и даст новые возможности для мирного урегулирования конфликта, но эти ожидания не оправдались. После многократных изменений в дате начала Западной кампании ни Голландия, ни Бельгия не обратили ни малейшего внимания на донесения Саса, и поэтому усилия Остера не принесли результатов. Точно так же голландские защитные меры против возможного германского нападения не были усилены, и с этой точки зрения никакого вреда германским войскам причинено не было.

Кроме того, в близком контакте с движением Сопротивления был офицер абвера, базировавшийся в Риме, – Йозеф Мюллер, который через свои связи в Ватикане передавал сообщения союзникам, призывая тех к открытию переговоров. Остер, его сотрудник Донани и Мюллер были арестованы. Канарис наверняка сделал все возможное, чтобы помочь своим офицерам; но так и не было доказано, что он уже знал об их деятельности, и, вероятнее всего, он не знал.

Также у меня нет причин верить, что Канарис когда-либо устанавливал контакты с врагами Германии или хотя бы помышлял об этом, несмотря на то что ему часто предоставлялись возможности для такой деятельности. Например, однажды русские предложили главе военной организации в Стокгольме начать переговоры. Офицер немедленно доложил об этом в Берлин лично, и Канарис сразу же поехал с донесением в министерство иностранных дел, то есть в то самое государственное учреждение, которое призвано заниматься иностранной политикой страны. Уже упоминался американский подход к фон Папену и предложение турецкого министерства иностранных дел о попытке заручиться помощью архиепископа Спеллмана в деле обеспечения мира, и в главе 1 этой книги описывались результаты. Также осенью 1943 года венгерский офицер сообщил офицеру абвера на Балканах о зондировании венгерского Генерального штаба со стороны британцев при американской поддержке. Как только об этом доложили Канарису, он связался с венгерским Генштабом и позаботился, чтобы эта информация была передана германскому и венгерскому министрам иностранных дел. Человек, стремящийся наладить отношения с противником, так себя не ведет. Я уже упоминал об обращении ко мне как к главе стамбульской военной организации в апреле 1944 года через посредника из турецких друзей. Я тогда вернулся в Германию, а адмирал Канарис был уволен. Когда меня допрашивало гестапо в июле того года, я рассказал об этом случае. Мой следователь с большим интересом отнесся к сообщению, что враг предпринимает попытки установить контакт в тех местах. Вряд ли стоит удивляться этому, поскольку некоторые из офицеров Гиммлера, и в частности Шелленберг, неоднократно заявляли, что Гиммлер и его коллеги не только очень стремились начать мирные переговоры, но и фактически уже делали это за спиной Гитлера.

Люди без морали стремятся приписать подобную аморальность другим. Конечно, абвер имел огромную возможность для установления контактов с противником. Если Гиммлер пытался сделать это ради собственных интересов, что кажется более чем вероятным, то неудивительно, что он так сурово реагировал на действия абвера. Действительно, допрашивавший меня офицер гестапо после войны сказал мне, что в начале 1944 года Гиммлер дал указание арестовать Канариса и тех офицеров абвера, которым Канарис доверял и которые служили за границей. Они должны были отправиться в концентрационные лагеря.