Михаил Водопьянов - Путь летчика

В результате все три корабля шли самостоятельно.

Погода им благоприятствовала, а в работе материальной части мы не сомневались. Беспокоило только одно: найдут ли нашу льдину.

На борту самолета Молокова радистом летел Стромилов. Он непрерывно держал связь с землей и с нами.

Первую радиограмму о вылете кораблей мы получили с Рудольфа от начальника зимовки.

В 0 часов 30 минут была принята радиограмма Шевелева, в которой он сообщал:

«Пролетели 83°50' северной широты, 58° западной долготы…»

А в 5 часов 48 минут Шевелев передал нам, что самолет Молокова приближается к лагерю:

«Достигли полюса. Мы счастливы и горды. Разворачиваемся над полюсом. Идем к вам. Ждите, скоро будем».

Бабушкин с механиками приготовили аэродром для приема самолетов. Все вышли из палаток и, в ожидании появления трех черных точек, всматривались в беспредельную синеву горизонта.

Я стал на лыжи и поднялся на высокий ропак, чтобы было виднее.

– Летят, - вдруг раздался крик.

Сильно подавшись вперед, я не удержался и стремительно скатился вниз.

Мы увидели далеко на горизонте едва заметную точку.

– Самолет!

– Он пройдет правее нас, - сказал я.-Передайте на машину: пусть возьмут немного влево.

Кренкель немедленно передал мое указание. Точка изменила курс и пошла прямо на нас.

Самолет быстро приближался. Теперь мы уже ясно видели его очертания.

– Сима!-крикнул я Иванову.-Радуйся! Сейчас твоя станция заработает. Это летит Молоков – он везет тебе умформер.

Через три минуты над нами кружилась яркооранжевая машина. На крыльях мы ясно различали «СССР Н-171».

Самолет сделал два круга и благополучно приземлился. Молоков подрулил на указанное место, выключил моторы. Объятиями и поздравлениями встретили мы новых жителей Северного полюса.

– Молодец, Ритсланд!-крепко пожимая штурману руку, сказал я.-Небось, нелегко было найти нас без радиопеленга?

– Мне просто повезло, - со свойственной ему скромностью ответил Ритсланд.-Я развернулся над полюсом и проложил курс по меридиану, на котором вы сидите. Так и нашел вас.

Обнимая Стромилова, Сима выпытывал:

– Привез мне умформер?

– Привез, привез!

Сима был очень доволен.

– Товарищи, чай пить! Объятиями сыт не будешь! – хлопотал Иван Дмитриевич. С прибытием второго самолета ему прибавилось хлопот – на полюсе уже было двадцать два человека.

Тут же мы получили радиограмму от Алексеева с просьбой так разложить костры, чтобы было побольше дыма. Летчик кружился где-то около нас. Шевелев немедленно радировал:

«Молоков сел возле Водопьянова. Если явится малейшее сомнение в том, что найдете нас, - немедленно садитесь, точно определитесь, а потом перелетайте в лагерь».

Получив эту радиограмму, Алексеев, не желая понапрасну тратить бензин, решил пойти на посадку. Сделав круг, он выбрал льдину и благополучно посадил свой самолет.

Штурман Жуков занялся астрономическими определениями. Через двадцать минут на карту легла первая линия – она прошла над полюсом. Теперь нужно было ждать еще два-три часа, чтобы получить вторую линию.

Чтобы не остыли моторы, механики закрыли их теплыми чехлами.

Алексеев пошел осматривать льдину – надо было выяснить, можно ли взлететь с нее без предварительной подготовки.

Через три часа мы получили от Алексеева точные координаты. Оказывается, он шел по правильному курсу, и только бережное отношение к горючему заставило его сесть в семнадцати километрах от полюса. Вылететь к нам сейчас Алексеев не мог – испортилась погода.

Больше всего нас беспокоила судьба третьего самолета. Мы не знали, где находится Мазурук. Связи с ним не было. Единственная радиограмма была получена от него еще в самом начале полета. В ней Мазурук сообщал, что у него все в порядке. Но с тех пор прошло много времени.

Иванов, установивший новый умформер, безуспешно пытался связаться с Мазуруком.

К вечеру поднялась пурга; отпала всякая возможность приема самолетов. Наступила ночь. Никто не ложился спать.

С острова Диксон пришла радиограмма, в которой нам сообщали, что Мазурук благополучно сел в районе полюса, начал готовить площадку и просит передать привет от всего экипажа.

У нас отлегло от сердца.

На другой день, опять же через Диксон, мы узнали координаты Мазурука. Он находился на расстоянии пятидесяти километров от нас.

Было обидно, что Мазурук сидит рядом, а связаться с ним нельзя – приходится довольствоваться сообщениями с острова Диксон.

Мы ломали себе головы, строя самые разнообразные предположения по поводу непрохождения радиоволн.

Кроме продовольствия и научного оборудования станции, Молоков доставил в лагерь ветряк с динамкой для варядки аккумуляторов. Эта «мельница», как мы его в шутку называли, в тот же день дружными усилиями была установлена и пущена в ход.

«Бедные зимовщики, подумал я, услышав пронзительный вой ветряка». Утешало одно – теперь у Кренкеля аккумуляторы всегда будут заряжены.

К утру следующего дня пурга стихла. Но лагерь, словно огромным колпаком, накрыло низко нависшими облаками.

В середине дня мы увидели узенькую голубую полоску. Она тянулась вдоль горизонта и постепенно расширялась. Создавалось впечатление, что приподнимается край облачного колпака.

Мы немедленно сообщили Алексееву о предполагающемся улучшении погоды.

Через два часа погода настолько улучшилась, что можно было вылетать. Жуков попросил у нас пеленг и сообщил, что они приготовились стартовать.

Алексеев развернулся против ветра, дал полный газ, и машина покатилась вперед. Но не успела она набрать скорость, как очутилась около ропаков.

Резко взлетев кверху, самолет перескочил через ледяной барьер и всей своей тяжестью рухнул вниз. Потом по инерции снова поднялся и снова рухнул. Как только машина не рассыпалась на части!

Площадка была явно короткой, и Алексеев не имел возможности набрать нужную для взлета скорость. Весь экипаж высыпал на лед и принялся крошить ропаки. Были пущены в ход лопаты, кирки, кайла, пешни.

Разрезав на куски чехол, сделали флажки и расставили их вдоль площадки на расстоянии шестидесяти-восьмидесяти метров друг от друга. Между седьмым и восьмым флажками Алексееву предстояло подняться в воздух.

Когда площадка была готова, все заняли свои места. Алексеев вырулил на старт, дал полный газ, и самолет покатился вперед. Пятый, шестой, седьмой флажок… Машина еще не оторвалась. Но раньше чем она докатилась до восьмого флажка, летчик мастерски поднял ее в воздух. Спустя двадцать три минуты он благополучно посадил ее на наш аэродром, и во-время: буквально вслед за его посадкой облачный колпак снова накрыл лагерь.