В. Козлов - Полярная фактория

— До чего все-таки тундра однообразна, сурова и неприветлива. С бугра глядишь — трава, увалы, пестрота расцветки. Там осока, здесь ягель; на склонах, на солнышке — цветы. Словно есть что посмотреть, есть чем полюбоваться, есть на чем остановить любознательное исследовательское внимание. А когда идешь и нога все время тонет в насыщенном водой мху, когда топкие низины сменяются голым бугром, лысым и неприютным, на котором лишь здоровее пробирает холодный ветер, то ясно видно, что все это одно и то же, и вся тундра не дает ни глазу, ни любознательной мысли, ни исследовательской настойчивости почти никакого материала.

Уголок тундры.

Лысо, голо, мокро.

Большое оживление вносят в пейзаж озера, обросшие осокой.

Они, как зеркала, блестят на солнце, и их тихо плещущиеся воды сулят что-то своей таинственной глубиной.

Знакомая нам территория очень невелика: пяти-шестикилометровая зона фактории.

К водоразделу, конечно, тундра интереснее и для туриста, и для исследователя, и для промышленника. Там больше красок, больше об’ектов, заслуживающих пристального внимания и изучения, больше зверя, рыбы и птицы.

А у нас однообразие.

Вот бугор, с которого видны постройки фактории, виден кусок бухты и открыт далекий тундровый горизонт. Резко бросается в глаза большой и широкий лаз в подземную нору. Здесь прошлым летом Мартим Яптик разрыл песцовое гнездо и нашел четырнадцать щенков-крестоватиков. Он всех захватил вместе с матерью. Три звереныша живые, остальные убиты палкой, капканами. Из этой норы было до десяти выходов в разных сторонах бугра. Под землей целый лабиринт коридоров и логовищ. Мартим Яптик потратил две недели на выслеживание и блокаду песцовой семьи.

Теперь это развалины. Разрытый главный ход в нору порастает травой. Отверстие до метра в диаметре зияет могильной пустотой.

Я присел возле разрушенной норы, и долго не хотелось подниматься. Словно попал на свежие развалины знакомого жилья. Копошилось грустное чувство, шли грустные размышления.

Да, песца зверски и безрассудно уничтожают. А если прекратится песцовый промысел, то во сколько раз, в какой мере потеряет ценность и прелесть Ямальская тундра для ненца!

Они — эти беспечные и не умеющие предвидеть дети севера — даже не понимают, как потускнеет их существование, когда с Ямала исчезнет последний белый пушистый зверек!

Этот вопрос заслуживает самой широкой, самой активной пропаганды.

14 истребленных крестоватиков-щенков — это серьезная рана пушному промыслу. Но ведь их бьется на Ямале не 14, а, как говорят здешние знатоки, свыше 4000 штук в лето!

Это уже форменное истребление зверя.

И если повести агитацию, если найти способы убедить туземцев, то истребление прекратится. Они в отношении оленеводства уже освоились с правилами охранения. Поняли пользу улучшения племенных качеств стада.

Ветеринария и зоотехника уже сумела внедрить в быт ненца начала рационального разведения и охранения стад.

То же самое надо провести и по отношению к песцу.

ЗООТЕХНИКА И АГРИКУЛЬТУРА

Вчера на коллективном собрании интересный доклад сделал районный ветеринар т. Киселев. Говорил, какая и откуда грозит опасность стадам туземных оленей. Какие меры профилактики должны быть приняты в местах пастбищ трестовских оленей. И что следует предпринять сборщикам законтрактованных оленей в нынешнем году, когда соберется в одном месте до пяти тысяч голов.

Оказывается, еще месяц тому назад из округа в нашу тундру выехала зоотехническая и ветеринарная научная экспедиция в составе 13 человек.

До сих пор они к нам не прибыли, хотя о их выезде на Ямал имеется телеграфное извещение.

Вероятно, обследуют кочевья в южной части полуострова и на западной стороне водораздела.

Тов. Киселев — районный работник, участковый ветеринар. Жалуется на малое сочувствие и неотзывчивость центра к нуждам нашей тундры.

Его замыслы и намеченный план работы широки, но средств к выполнению недостаточно и в ассигнованиях отказывают.

Кроме того, требуется общественная работа и самодеятельность.

На нашей фактории избран общественный вет-инспектор.

Его работа заключается в санитарном надзоре, в пропаганде необходимых сведений по зоотехнике, в организации общественного контроля за местами пастбищ, в регистрации замеченных очагов эпизоотии.

Программу и план общественной работы т. Киселев подробно разработал и преподал вет-инспектору.

Вообще проведенная под инструктажем этого работника кампания всколыхнула наш коллектив. Решено вопросами зоотехники серьезно заняться, привлечь туземную массу к активной работе по охране стад от повальных болезней. Решено провести ряд массовых бесед по ветпросвещению. Потребуется произвести об’езд чумов и делать периодически собрания при фактории.

Словом, намечены большие перспективы, но как они будут выполнены — неизвестно. А между тем борьба с такими эпизоотиями, как сибирская язва или копытка, требует систематической беспрерывной работы.

Опустошения, которые делают эти болезни в туземных стадах, огромны и труднопоправимы.

Больной олень.

Вот что пишет исследователь Ямала В. П. Евладов:

„В 1913 году в Гыдоямской тундре на правом берегу Обской губы был падеж: идет крупное стадо, олени тянутся друг за другом и ежеминутно падают. То шарахнется олень в сторону, остолбенеет, дико раскроет глаза и грохнется на землю, то вдруг запрокинет назад голову, — ветвистые рога лягут на спину, ноги подломятся, и олень падает. От 1000 голов за полдня падежа у ненца Векуиты осталось три оленя. А в два дня на глазах рассказавшего эту историю пало 18 тысяч голов.

Самоеды в панике бегут от сибирки, прогоняя оленей вплавь через воду, но болезнь гонится по пятам. Выходит хозяин утром из чума и видит: валяется половина стада на земле. Сжигать или закапывать трупы некогда. Они разлагаются, разносят заразу.

На берегу озера Ней-те стоит чум. Стоит он уже несколько лет. Покрышки давно истлели и рассыпаются от прикосновения. В чуме лежат люди. Над костром, который когда-то весело трещал, висит чайник. Неосторожная семья ела мясо павших от сибирки оленей. Чум сеет молчаливую панику вокруг, и туземцы, далеко завидев его, сворачивают в сторону“. („В тундрах Ямала“, изд. 1930 г.).

О копытке Евладов говорит, что она хотя и не так страшна, как сибирская язва, но в 1928 году и копытка сумела унести 19 % из всех пораженных ею стад.