Михаил Алексеев - Грозное лето (Солдаты - 1)

Сенька опешил и не знал, как защищаться.

-- Ты, ты... Аким! Что взорвался-то?.. -- наконец пробормотал он, пытаясь все обратить в шутку. -- Или тебя собака бешеная...

-- Что мне с тобой говорить? -- все еще взволнованный, но уже более спокойно продолжал Аким. -- Тебе кажется -- только ты один по-настоящему воюешь, а другие -- так себе!.. Впрочем -- довольно!.. И прошу тебя об одном -- не подходи больше ко мне!..

Сенька остолбенел: этого он мог ожидать от кого угодно, но только не от Акима!.. Растерянный и жалкий, Сенька пытался оправдываться, но Аким уже не слушал его. Он вскочил из-за стола и, ссутулившись, метнулся прочь. Округлившимися глазами Ванин смотрел ему вслед, мигая светлыми, опаленными ресницами. Казалось, он готов был зареветь.

Аким выскочил в огород. С размаху сел на кучу обмолоченной соломы. Раздувая ноздри, втягивал в себя знакомый с детства горячий, душный запах полыни и сухой березки. Мальчонкой он любил зарываться в соломе, проделывать в ней норы, устраивать с товарищами кучу-малу, прыгать с высоких копен. В этих ребячьих играх всегда принимала участие и Наташа. Она больше находилась среди ребят, а не с девочками: за это подруги сердились на нее.

Запах полыни, мысли о Наташе успокоили Акима, но тут же в сердце возникла безотчетная тревога. Не оттого ли, что лейтенант зашел к Наташе? Аким задумался. Ревность?..

Аким лег на солому, стал задумчиво смотреть на небо, редкими белесыми облаками сбегающее за синеющий горизонт.

"А этот... ну чего ему от меня нужно? -- подумал Аким, вспомнив Сеньку. -- Пристал и пристал!.."

Когда офицер вошел в хату, Наташа быстро одернула на себе гимнастерку, отбросила на спину густые светлые кудри и, смущаясь, доложила:

-- Товарищ лейтенант, санинструктор Голубева! Занимаюсь перевязкой раненых!

-- Вольно! -- шутливо-громко скомандовал Марченко. -- Почему не представились раньше? -- изогнув брови, с напускной строгостью спросил он.

-- Простите, товарищ лейтенант. Но вас не было.

-- Ладно. Пустяки это, -- уже серьезно заговорил он. -- Как устроились?

-- Спасибо. Очень даже хорошо.

-- Так быстро и уже хорошо? -- удивился Марченко, не спуская с разрумянившегося лица Наташи своих цепких глаз.

-- У вас чудесные ребята. Это они мне все устроили.

-- Ребята, конечно, молодцы. А командир? -- он засмеялся одними глазами.

-- Каков командир -- таковы и его подчиненные. Так ведь говорят, товарищ лейтенант? -- нашлась она и тоже засмеялись. На ее щеках и полном подбородке горели алые ямочки.

-- Вы, кажется, знаете нашего Ерофеенко? Он говорил мне о вас.

-- Да, он мой друг.

-- Вот как? Даже друг.

-- Друг, -- подтвердила она с гордостью и даже, как показалось лейтенанту, с некоторым вызовом.

-- Так вы спешите с ним увидеться. Через два часа рота уходит на серьезное задание.

Марченко заметил, как девушка сразу немного побледнела.

-- Не волнуйтесь, -- успокоил он ее. -- Все будет и порядке. Аким вернется. Мы ведь разведчики, и такие разлуки будут у вас часто. -- Марченко ласково глядел на девушку. Ему очень хотелось ей понравиться. -- Не бойтесь... Наташа!

Она с благодарностью посмотрела на его худое красивое лицо. Потом вышла вслед за командиром роты во двор. Поискала глазами Акима среди расположившихся на бревнах и чистивших автоматы разведчиков и не нашла его. Лачуга, коловший дрова, указал ей на огород.

Аким лежал на соломе, заложив руки за голову, и задумчиво глядел на небо. Услышав скрип калитки и увидев в ней Наташу, он стремительно вскочил на ноги, стряхивая с себя прицепившиеся соломинки.

-- Наташа! Здравствуй, родная моя!..

-- Здравствуй, Аким!..

Ерофеенко обнял ее и тихо, как ребенка, поцеловал. На ее тонкой, почему-то не тронутой загаром шее, как в ту памятную ночь их первой встречи, билась крохотная жилка. Светлые волосы наполнились воздухом и пылали.

-- Ну... желаю тебе счастья, Аким!.. Ведь ты тоже идешь?

-- Конечно!

-- А меня не возьмете?

-- Нет, Наташа, лейтенант не разрешит...

-- Ты... побереги себя, Аким!.. Прошу тебя!..

Он улыбнулся.

-- Да разве мы впервые уходим на такое? Не беспокойся, Наташа, все будет в порядке!

-- Ну, я жду тебя, родной!

Они вышли во двор.

Там их встретил Ванин, очевидно давно ожидавший Ерофеенко.

-- Давай... автомат твой почищу, -- услужливо предложил Сенька.

Но Аким молча прошел мимо.

-- Ты почему ему не ответил? -- спросила Наташа Акима.

Ей было очень приятно, что об Акиме заботятся другие разведчики. Она не знала, что Аким только что рассорился с Сенькой.

5

Дивизия Сизова залегла в трех километрах от Краснограда, перед небольшим селением. Противник яростно отстреливался. По показаниям пленных офицеров, немцы стремились во что бы то ни стало удержаться на этом рубеже и сосредоточили для контратаки около двух десятков тяжелых и средних танков, а также восемь бронетранспортеров. Однако сведения, полученные от пленных, требовали подтверждения.

Поэтому генерал Сизов решил послать в село группу разведчиков. На этот поиск было отправлено отделение старшего сержанта Шахаева.

К полуночи, миновав рощу, разведчики вышли на опушку леса, где начинался наш передний край. Впрочем, переднего края в полном смысле этого слова здесь не было. Под таким названием обычно понимается: траншеи, ходы сообщения, окопы, пулеметные и стрелковые ячейки, дзоты, блиндажи, колючая проволока в несколько колов, минные поля и прочее. Тут же ничего этого не было. Бойцы лежали в неглубоких ячейках, наспех выкопанных саперными лопатами. Некоторые устроились -- притом не очень удобно -- в воронках от снарядов и бомб. Иные же просто лежали за какими-нибудь бугорками, не успев откопать для себя даже ячеек. В мертвенном свете месяца тускло светились покрывшиеся росой темно зеленые каски лежавших в беспорядке бойцов. Так вот в лунную ночь светятся арбузы на большом колхозном баштане. Изредка промелькнут две-три согнутые фигуры и тут же скроются, вслед им прогремит несколько звонких выстрелов.

Аким направился к длинному каменному строению -- колхозной конюшне. Шахаев послал его туда попросить у стрелков проводника. Все двери конюшни были занавешены плащ-палaтками.

В одном конце конюшни стояли лошади. Аким их не видел. Но было слышно, как они жуют овес, всхрапывают, гремят недоуздками и обмахиваются хвостами. На другом конце на соломе храпели бойцы, должно быть ездовые из батальонных хозяйственных взводов. У изголовья спящих на перевернутых вверх днами кормушках горели стеариновые свечи. Одна свеча пригнулась, и жир стекал с нее прямо на густую черную шапку волос какого-то паренька, лежавшего в обнимку с карабином.

Аким поправил свечу и принялся будить черноволосого.