Лев Лурье - Хищницы

Вот как характеризовал Андроникова большой знаток душ человеческих, жандармский генерал Александр Спиридович: «Княжеский титул, неимоверный апломб, беглый французский язык, красивая остроумная речь, то пересыпанная едкой бранью, то умелой лестью и комплиментами, а также бесконечно великий запас сведений о том, что было и чего не было – все это делало князя весьма интересным и для многих нужным человеком. И его принимали, хотя за глаза и ругали».

Андроников подкупал фельдъегерей, возивших высочайшие приказы, и просматривал документы первым, узнавая о наградах и назначениях. Князь, не стыдясь, рассказывал: «Как только какой-нибудь Икс назначается директором какого-нибудь департамента, я посылаю ему следующее письмо: “Наконец-то воссияло солнце правды над Россией. Безумное правительство, которое вело нас к гибели, наконец-то поняло хотя бы, что судьбы этого департамента надо вручить в благородные руки. Да хранит Вас Господь на Вашем трудном пути”. И тогда сей Икс, который и слыхом обо мне не слыхивал, начинает названивать мне и готов принять меня по нужному мне поводу».

Он знал всех и вся, в его услугах нуждались, с ним боялись ссориться. Когда Сухомлинов появился в Петербурге, Андроников немедленно нанес ему визит.

Это позже, уже в отставке, Владимир Александрович напишет о князе Андроникове: «один из мерзейших плодов старой петербургской жизни», а пока он польщен знакомством с этим пронырой.

Впоследствии князь вспоминал о встрече с Сухомлиновым: «Наши отношения завязались. Он начал плакаться, что ему так тяжело, что про него пишут гадости, что Бутович причиняет ему столько неприятностей, что он хочет осчастливить бедную женщину, которая много страдала от своего первого мужа, Бутовича…

Я ответил, что я ничем помочь ему не могу. Тогда он мне говорит: “Вы в хороших отношениях с духовенством?” Я говорю: “Да”. – “Может быть, вы поговорите кое с кем из архиереев, которые идут против меня, получая сведения от Бутовича, идущие против меня? Может быть, вы поможете мне в этом деле?”

Помню, был тогда еще епископ рязанский Димитрий, ныне покойный. Съездил я тогда к этому епископу – он вылетел чуть ли не с посохом. Когда я сказал о Сухомлинове, он говорит: “Он негодяй – какая-то нечистая сила!.. Нет, нет! Это дело грязное: я его видеть не могу и слышать не могу”.

Я приехал к Сухомлинову и сказал, что я потерпел полное фиаско, ничего не мог сделать: “Но, если хотите, я поговорю с протопресвитером Янышевым” (Он мой духовник, член Синода). Так что Сухомлинов считал, что я ему оказал любезность, услугу, что я сердечно относился к его горю, его семейному делу».

В сложном петербургском бюрократическом мире не было проводника лучше Андроникова. Князь знал, кто пользуется устойчивым благорасположением государя и государыни, а кто обречен на неожиданную отставку. Благодаря ему для Сухомлиновых открылись дома командира гвардейских гусар Владимира Воейкова (он был к тому же зятем министра Двора Фредерикса) и гофмейстерины Высочайшего Двора Елизаветы Алексеевны Нарышкиной (известной при дворе под прозвищем Зизи). Зизи проживала в Зимнем дворце и охотно принимала в своей служебной квартире Екатерину Викторовну Сухомлинову.

Связи имели для военного министра необычайную значимость. Несмотря на постоянную приязнь государя, Сухомлинов понимал: коллеги по Совету министров, царедворцы, политики его не любят или даже ненавидят. Чтобы выстоять, быть готовым нейтрализовать любую интригу, необходима информация из стана противника. Иначе – отставка, полный крах: не просто карьерный, но и личный (Екатерина Викторовна выходила замуж за министра, а не за отставного генерала).

Знакомство с князем было взаимовыгодным: Андроников прорвал блокаду светского отчуждения, окружавшего семью министра, а взамен получил важную информацию и множество услуг. Князь мог попросить министра произвести кого-либо из полковника в генералы, представить к внеочередному ордену, помочь какой-нибудь фирме в заключении договора с военным ведомством. Князь покупал министру ложу в Мариинском театре, обсуждал с Екатериной Викторовной последние светские сплетни. Близость с Сухомлиновым князь всегда подчеркивал. В отличие от барочной спальни, где Андроников предавался разврату среди икон, его кабинет выглядел министерским. По словам современника, – «…удобная кожаная мебель. Большой письменный стол весь заложен аккуратно сложенными папками с бумагами. Много книг. Свод Законов в прелестных переплетах. Стены сплошь завешены фотографиями разного размера иерархов, Церкви, бывших министров, дам. Большие фотографии генерала Сухомлинова и его красавицы жены».

Красавец-мужчина Мясоедов

Мясоедовы, Гошкевичи и Александр Альтшиллер продолжали оставаться ближайшими друзьями Екатерины Викторовны и Владимира Александровича.

Приятелей Сухомлиновых избегал даже Андроников: «Для меня не представляли интереса его провинциальные родственники и родственницы. С первого раза они произвели на меня самое отталкивающее впечатление… Когда мне сказали, что это родственники жены, я сказал: “Если все такие родственники, они даром мне не нужны!” …Появился вдруг Мясоедов. Вот я этого никак не мог переварить! Тут я сразу заявил Сухомлинову, что я считаю, что этот жандарм не может бывать у него в доме. На меня тут же набросилась его жена и заявила, что это все вздор, что это милейший, прекрасный человек, самый лучший человек из всех, кто у них бывал!»

Сергей Мясоедов

Напомню, с Сергеем Мясоедовым и его супругой Кларой Сухомлиновы познакомились еще до свадьбы, в 1909 году. Мясоедовы развлекали Екатерину Викторовну, помогали ей чувствовать себя тонной петербургской дамой, госпожой министершей.

После венчания супружеские пары еще больше сблизились. Лето 1910 года провели вместе в лучшей гостинице Карлсбада «Пупп». Мясоедов превратил эти летние дни в праздник – с поездками в имения и замки, пикниками, посещением венской оперы. По возвращении в Петербург Мясоедов стал бывать у Сухомлиновых запросто и даже мог позволить себе прикорнуть на турецком диване в кабинете военного министра. Ну как было не помочь милому другу в его проблемах. А проблем у Сергея Николаевича хватало.

Мясоедов начинал службу пехотным офицером в Оренбурге и обратил на себя благосклонное внимание начальства. Он был мужчина представительный, обладал огромной физической силой и резким истинно военным характером. Мясоедовы – хорошая дворянская семья, и на фоне своих товарищей по полку Сергей Николаевич выделялся свободным знанием немецкого языка, воспитанностью и стремлением сделать настоящую карьеру. Но тогдашняя армия быстрой карьеры не обещала, и Сергей Николаевич перешел в корпус жандармов.