Заур Зугумов - Бродяга. Воскрешение
Удаляясь с места преступления не суетясь, стараясь вписаться в поток движущихся параллельно машин, я, улучив момент, посмотрел в зеркало заднего вида. Этот черт, ничего не подозревая, все еще беседовал о чем-то с Наташей, определенно пытаясь ей понравиться. Он, видно, так любил хорошеньких женщин, что и смерть ему была уготована Всевышним именно с их подачи.
Да, вот как бывает порою в жизни. Знал бы этот демон, что в виде этой нежной кокетки с ее плохим английским и манерами истинной леди выступает не кто иная, как известная всем покойникам старуха с косой… Бог все видит и знает — кого, когда и как наказать.
Итак, дело сделано. Оставалось лишь отдать фотографию заказчику и получить деньги. Говоря откровенно, снимок был более чем откровенным и впечатляющим. Но главным в нем была не его сексуальная направленность, а изображенная дама. Видит Бог, она была красавицей и сложена как Венера.
Можно было не глядеть на этот эротический дуэт, запечатленный в самый разгар сладострастной неги. Пред моим воображением в тот момент предстали оба любовника, и я был просто не в силах понять, как могла эта молодая, красивая, богатая, а главное, влиятельная женщина польститься на этого черта? Неужели у нее отсутствовало обыкновенное природное женское чутье?
Не уверен. Скорее всего, ее достоинств было все же маловато: не хватало как минимум одного — ума. Ну что ж, так зачастую и бывает в жизни. Бог с избытком дает одному то, чего лишает другого, и наоборот. Уж такова жизнь, господа…
Глава 20
В тот же день, когда нужная фотография была уже у нас, я позвонил Александру на мобильник. Он тогда находился в Вене по делам своей фирмы. Нашей работой он остался доволен и обещал через несколько дней подъехать.
Чтобы не искушать судьбу, в тот же день, когда мы уперли у этого фраера барсетку, мы распрощались с добрым рыбаком и покинули его гостеприимный дом, перебравшись в Никосию.
Еще когда мы только прибыли на Кипр, в холле отеля я встретил одного старого знакомого грузина Автандила, с которым мы вместе отбывали срок еще в Уссурийске. Нас и вывезли тогда с этой командировки вместе с ним и с остальной шпаной зоны. Так вот, Авто был от души рад нашей встрече и даже не хотел отпускать меня. Я ему вкратце объяснил, что к чему, он понял и не стал противиться, но взял с меня слово, что я обязательно навещу его, прежде чем покину Кипр. Случай был более чем подходящий, и я им воспользовался. В общем, мы направились к старому бродяге.
Авто был несказанно рад нашему приезду, накрыл хороший стол, созвал порядочных людей, и нескольких Урок в том числе, так что в тот день я почувствовал, как над его домом витал босячий дух, а в моем сердце — душевная благодать. У Авто на хате мы и оставались до самого отъезда. На всякий случай мы сделали копию с фотографии и затырили их в разных местах.
Как у туристов, прибывших на Кипр, у нас оставалось еще почти две недели отдыха, так что мы воспользовались этим — расслабиться было где. Александр прибыл через несколько дней, поблагодарил за проделанную работу, забрал фотографию, расплатился и в тот же вечер улетел. Вскоре и мы, примкнув к нашей группе туристов, вылетели в Варшаву. Здесь я думал на некоторое время расстаться с Наташей, тем более что она после удачно проведенной делюги собиралась на свидание в зону.
Прежде чем тронуться в путь, я позвонил из Польши в Москву и Махачкалу. И если в столице все было о’кей, то в Дагестане меня ждал удар, от которого я отошел не сразу. Всевышний наказывал меня за грехи через моих же детей, но тогда я еще не задумывался над этим.
Я был сражен той новостью, которую сообщила мне жена. Да, да, не стоит удивляться, именно жена. Дело в том, что еще в 1990 году, освободившись из четвертой туберкулезной зоны в Махачкале, я познакомился с очень доброй, интеллигентной и порядочной женщиной — Людмилой, полюбил ее и через несколько месяцев женился на ней.
У нее к тому времени был двенадцатилетний сын. Много лет назад она была разведена и воспитывала его одна, работая секретарем-машинисткой на махачкалинской автобазе. Общение с дочерью-подростком открыло мне глаза на многие аспекты семейной жизни, но я не был склонен к домашнему очагу. Меня все время тянуло в дорогу, а оставлять дочь с больным и старым дедом было по меньшей мере непорядочно, хотя она и прожила с ним вдвоем долгое время. Но тогда она была еще ребенком, а теперь в самом скором будущем ей предстояло стать девушкой, и ей нужна была именно женская опека.
Была и еще одна причина, по которой я вступил в брак со своей новой женой. Мне очень хотелось, чтобы именно она родила мне дочь и чтобы я назвал ее в память о своей матери.
Все произошло именно так, как я того и хотел. Дочь родилась в марте 1992 года, но в родильном доме девочке при родах повредили голову, и позже врачи обнаружили у нее гидроцефалию и микроцефалию мозга. Проще говоря, она была парализована. Жена узнала об этом лишь тогда, когда ребенку было уже больше года. Эту печальную новость она и поведала мне по телефону.
Первой моей мыслью в тот момент было приехать и уничтожить всех этих акушеров и гинекологов, вместе взятых, но потом здравый смысл все же взял верх над безрассудством и горем, да и всегдашнее уважение к белым халатам не позволило мне совершить страшный грех.
Я не мог оставить жену наедине с таким горем, что, кстати, делали на моем месте очень многие ничтожества, посылая какие-то средства к существованию, а сами вновь отправлялись на поиски приключений.
Если все мои дети, волею судьбы разбросанные по белому свету, были, слава богу, живы и здоровы, то дочь в Махачкале нуждалась во мне, так что я спешно возвращался домой…
Глава 21
После написания предыдущей главы я долго не мог прийти в себя, с тоской и болью в сердце вспоминая свою покойную дочь. Покойную, потому что через семь лет после рождения на свет для того лишь, чтобы перенести столько мук и страданий, она умерла.
Видит Бог, даже самому ярому своему врагу — легавому, который когда-то пытал и мучил меня, подводя под вышак, я не пожелал бы такого горя. Некоторое время я пребывал в нерешительности — описывать ли на страницах этой книги все те мытарства и мучения, которые пережили мы с женой в связи с болезнью и смертью нашей дочери?
Но в конце концов, посоветовавшись с супругой, я решил написать все как было, но вкратце, ибо человек никогда не сможет рассказать, а тем более выразить на бумаге все то, что было связано со смертью его собственного ребенка. Хоть и спустя многие годы, это все же выше родительских сил, поверьте мне.
