Иван Солоневич - Россия в концлагере
Всяческими пинкертоновскими ухищрениями узнал его адрес. Чекалин жил на краю села в карельской избе. Поздно вечером, воровато пробираясь по сугробам снега, я подошел к этой избе. Хозяйка избы на мой стук подошла к двери, но открывать не хотела. Через минуту-две к двери подошел Чекалин.
- Кто это?
Дверь открылась на десять сантиметров. Из цели прямо мне в живот смотрел ствол парабеллума. Электрический фонарик осветил меня.
- Вы заключенный?
- Да.
- Что вам нужно? - голос Чекалина был резок и подозрителен.
- Гражданин начальник, у меня к вам очень серьезный разговор и на очень серьезную тему.
- Ну, говорите.
- Гражданин начальник, этот разговор я через щель двери вести не могу.
Луч фонарика уперся мне в лицо. Я стоял, щурясь от света и думал о том, что малейшая оплошность может стоить мне жизни.
- Оружие есть?
- Нет.
- Выверните карманы. Я вывернул карманы.
- Войдите.
Я вошел.
Чекалин взял фонарик в зубы и не выпуская парабеллума, свободной рукой ощупал меня всего. Видна была большая сноровка.
- Проходите вперед.
Я сделал два-три шага вперед и остановился в нерешимости.
- Направо… Наверх… Налево, - командовал Чекалин, Совсем, как в коридорах ГПУ. Да, сноровка видна.
Мы вошли в убого обставленную комнату. Посредине комнаты стоял некрашеный деревянный стол. Чекалин обошел его крутом и, не опуская парабеллума, тем же резким тоном спросил;
- Ну-с, так что же вам угодно?
Начало разговора было малообещающим, а от него столько зависело. Я постарался собрать все свои силы.
- Гражданин начальник, последние эшелоны составляются из людей, которые до БАМа заведомо не доедут.
У меня запнулось дыхание.
- Ну?
- Вам, как приемщику рабочей силы, нет никакого смысла нагружать вагоны полутрупами и выбрасывать в дороге трупы.
- Да?
- Я хочу предложить давать вам списки больных, которых ББК сажает в эшелоны под видом здоровых. В нашей комиссии есть один врач. Он, конечно, не в состоянии проверить всех этапников, но он может проверить людей по моим спискам.
- Вы по каким статьям сидите?
- Пятьдесят восемь - шесть, десять и одиннадцать; пятьдесят девять - десять,
- Срок?
- Восемь лет.
- Так… Вы по каким, собственно, мотивам действуете?
- По многим мотивам. В частности и потому, что на БАМ придется, может быть, ехать и моему сыну.
- Это тот, что рядом с вами работает?
- Да.
Чекалин уставился на меня пронизывающим, но ничего не говорящим взглядом. Я чувствовал, что от нервного напряжения у меня начинает пересыхать во рту.
- Так… - сказал он раздумчиво. Потом, отвернувшись немного в сторону, опустил предохранитель своего парабеллума и положил оружие в кобуру.
- Так, - повторил он, как бы что-то соображая. - А скажите, вот эту путаницу с заменой фамилий - это не вы устроили?
- Мы.
- А это по каким мотивам?
- Я думаю, что даже революции лучше обойтись без тех издержек, которые уж совсем бессмысленны.
Чекалина как-то передернуло.
- Так, - сказал он саркастически. - А когда миллионы трудящихся гибли на фронтах бессмысленной империалистической бойни, вы действовали по той же… просвещенной линии?
Вопрос был поставлен в лоб.
- Так же, как и сейчас, я бессилен против человеческого сумасшествия.
- Революцию вы считаете сумасшествием?
- Я не вижу никаких оснований скрывать перед вами этой прискорбной точки зрения.
Чекалин помолчал,
- Ваше предложение для меня приемлемо. Но если вы воспользуетесь этим для каких-нибудь посторонних целей, протекции или чего - вам пощады не будет.
- Мое положение настолько безвыходно, что вопрос о пощаде меня мало интересует. Меня интересует вопрос о сыне.
- А он за что попал?
- По существу за компанию. Связи с иностранцами.
- Как вы предполагаете технически провести эту комбинацию?
- К отправке каждого эшелона я буду давать вам списки больных, которых ББК дает вам под видом здоровых. Этих списков я вам приносить не могу. Я буду засовывать их в уборную УРЧ, в щель между бревнами, над притолокой двери, прямо посредине ее. Вы бываете в УРЧ и можете эти списки забирать.
- Так. Подходяще. К скажите, в этих подлогах с ведомостями ваш сын тоже принимал участие?
- Да. В сущности, это его идея.
- И из тех же соображений?
- Да.
- И отдавая себе отчет…
- Отдавая себе совершенно ясный отчет.
Лицо и голос Чекалина стали немного меньше деревянными.
- Скажите, вы не считаете, что ГПУ вас безвинно посадило?
- С точки зрения ГПУ - нет.
- А с какой точки зрения - да?
- Кроме точки зрения ГПУ есть еще и некоторые другие точки зрения. Я не думаю, чтобы был смысл входить в их обсуждение.
- Я напрасно вы думаете. Глупо думаете. Из-за Якименков, Стародубцевых и прочей сволочи революция и платит эти, как вы говорите, бессмысленные издержки. И это потому, что вы и иже с вами, с революцией идти не захотели. Почему вы не пошли?
- Стародубцев имеет передо мною то преимущество, что он выполнит всякое приказание. А я всякое не выполню.
- Белые перчатки?
- Может быть.
- Ну, вот и миритесь с Якименками.
- Вы, кажется, о нем не особо высокого мнения.
- Якименко карьерист и прохвост, - коротко отрезал Чекалин. - Он думает, что он сделает карьеру.
- По всей вероятности, сделает.
- Поскольку от меня зависит, сомневаюсь. А от меня зависит. Об этих эшелонах будет знать и Гулаг. Штабели трупов по дороге Гулагу не нужны.
Я подумал о том, что штабели трупов до сих пор Гулагу не мешали.
- Якименко карьеры не сделает, - продолжал Чекалин. - Сволочи у нас и без него достаточно. Ну, это вас не касается.
- Касается самым тесным образом. И именно меня и нас.
Чекалина опять передернуло.
- Ну, давайте ближе к делу. Эшелон идет через три дня. Можете вы мне на послезавтра дать первый список?
- Могу.
- Так, значит, я найду его послезавтра, к десяти часам вечера, в уборной УРЧ, в щели над дверью?
- Да.
- Хорошо. Если вы будете действовать честно, если вы этими списками не воспользуетесь для каких-нибудь комбинаций, я ручаюсь вам, что ваш сын на БАМ не поедет. Категорически гарантирую. А почему бы, собственно, не поехать на БАМ и вам?
- Статьи не пускают.
- Это ерунда.
- И потом, вы знаете, на увеселительную прогулку это не очень похоже.
