Елена Лаврентьева - Дедушка, Grand-père, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Виктор, Леонид и Нина

Леонид и Виктор Радушкевичи, ученики гимназии

Когда началась война, семья Радушкевичей жила на даче. Дедушка стал носить военную форму и подолгу пропадать в Москве, а его жена, дети и их нянька Анюта продолжали жить за городом до конца лета 1941 года. Нависла опасность воздушных налетов, впервые прозвучали сообщения по радио о воздушной тревоге. Правда, от страха и растерянности Надежда Ивановна с детьми по совету неграмотной няньки во время бомбежки зачем-то бежала в ближний лесок через поле, над которым в лучах прожекторов шел воздушный бой. Самое опасное, что только можно было придумать… Потом приехал дедушка, все объяснил и вместе с соседями стал рыть во дворе глубокую (в рост человека) траншею, куда семья и пряталась в последующие дни. Вскоре стало опасно оставаться на даче, тем более что она располагалась в северном направлении, и семья уехала в Москву. Леонид Викторович, как и другие жильцы дома, дежурил на крыше, следя, чтобы зажигательные бомбы не вызвали пожар в доме. В память об этом сохранился осколок бомбы, острые края которого у меня с детства вызывают представление о хаосе и жестокости.

Нина Петровна с детьми Ниной и Леонидом

С первой женой Надеждой Петровной

В школу 1 сентября 1941 года дети уже не пошли, а напротив, начались разговоры о скорой эвакуации всей военно-химической академии в Среднюю Азию. 17 октября 1941 года, когда тревога достигла высшей точки, семья уезжала с Казанского вокзала в Самарканд. Первые несколько часов поезд шел в зоне воздушных боев и даже находился под обстрелом. Всех пассажиров просили забаррикадировать окна чемоданами и узлами. Было очень страшно! Потом опасность миновала, и началась почти целый месяц длившаяся дорога с долгими стоянками в далеких городах и бесконечными пустынными пейзажами за окном.

Приехали в Самарканд и поселились у чужих людей на постое. Первое время дедушка был с семьей, обеспечивая ей нормальные условия жизни (паек) и ощущение безопасности. Иногда он уезжал на «полигон» и однажды привез целый мешок живых черепашек, сказав, что из них можно сварить замечательный суп… Идею эту баба Надя с брезгливостью отвергла сразу, а черепашки расползлись по двору, безумно напугав соседку-еврейку, высланную в свое время за «неудачную» фамилию Китлер… Вообще, царила атмосфера всеобщей растерянности и неизвестности, фашисты наступали на Москву, нормальная жизнь оборвалась… Но дедушка и здесь оставался человеком, осознававшим каждый миг своей жизни как бы извне, издалека, оценивая его в масштабе длинной жизни, хоть и было ему самому тогда всего 41 год! И вот он берет за руку Зою и идет с нею в старый город, заставляет любоваться Регистаном, рассказывает об обсерватории Улугбека и других восточных чудесах, а потом на базаре покупает типичную узбекскую тюбетейку, черную с белым традиционным узором. Вообще-то он мечтал купить сосуд с узеньким горлышком, находя его прекрасным, но боялся раздосадовать свою жену этой неуместной покупкой…

«Папа, памай стадо»

Леонид Викторович Радушкевич во время войны

Когда служащие академии уехали обратно в Москву, семья в Самарканде чуть не погибла. Шел уже 1942 год. Зою из-за голода отправили в пионерский лагерь, где она больше плакала, чем ела, тем более что пища хоть и была, но в ней полностью отсутствовала соль и есть ее было трудновато… А потом заболела сыпным тифом Надежда Ивановна, и ее увезли в больницу. Дети остались одни. Зоя варила рис и смешивала его с изюмом, эта была основная пища, но и ее было мало. Вокруг лежали горами абрикосы, но есть их не разрешалось из-за опасности заражения тифом… Жившая неподалеку жена академика М. М. Дубинина Елена Фадеевна приносила сахар и немного хлеба маленькому Володе, а однажды Зое пришлось на базаре менять чулки на еду… Наконец, пришла из больницы мать, страшно похудевшая, в платочке (волос нет), сразу пошла топить печку. Жизнь стала налаживаться.

С семьей Дубининых

И вот наступило время возвращения домой (была зима 1943 года). Ехали семьи военнослужащих в Москву и мечтали по дороге, как их будут встречать мужья. А бедная баба Надя совсем не мечтала, поскольку нарушилось сообщение с мужем. Далее, по семейному преданию, было вот что. Поезд прибывает не в Москву, а в деревню Фролищи, где находилась академия в то время. Все, кроме Надежды Ивановны, предвкушают встречу с мужьями. Открываются двери, и в проеме стоит один-единственный встречающий — это Леонид Викторович!

За своих жену и детей Леонид Викторович мог не беспокоиться, но в страшной опасности оказались его мать и сводная сестра Анна, пережившие оккупацию в городе Калинине (Тверь). Прибавился еще один фактор риска и неблагонадежности…

Конец войны совпал с юностью моей мамы: была радость и вера в будущее. Когда умер Сталин, дедушка вышел на кухню, перекрестился и сказал: «Слава Богу, что сдох, наконец, этот проклятый тиран!» Позднее в ящике стола была найдена его рукопись под общим заголовком «Антилениниана». Всю свою жизнь дедушка работал: в лаборатории, за кафедрой, за письменным столом, писал статьи и книги, выводил формулы, руководил аспирантами, защитил кандидатскую и докторскую диссертации и стал профессором. Имея большую зарплату, никогда не был богатым, поскольку содержал не только свою семью, но и мать с сестрой и семьи детей. В 1959 году умерла его жена. К великому удивлению всех, он через несколько месяцев вновь женился на Лоре Александровне и жил с нею до своей смерти, сначала у нее на квартире, но вскоре — в режиме «выходного дня» и совместного дачного лета. Люди они были уже немолодые, у них были взрослые дети со сложными семьями, но эта семейная, пусть и неполная, жизнь, была для дедушки «отдушиной», островом независимости.

Со второй женой Лорой Александровной

Л. В. Радушкевич с внучкой Наташей

Дочь его второй жены Инна Аркадьевна, жена протоиерея (а тогда молодого дьякона) отца Николая Ведерникова, очень подружилась с моей мамой, и благодаря этому второй брак Леонида Викторовича стал началом воцерковления всей нашей семьи. Большим ударом для дедушки был уход из семьи моего отца, он очень сильно переживал и состарился… Умер Л. В. Радушкевич 8 ноября 1972 года в больнице Академии наук от инсульта, случившегося, когда он наклонился к тумбочке, чтобы достать рецензируемую диссертацию. Похоронили его на Востряковском кладбище и установили гранитный серый памятник, который он со свойственной ему любовью к порядку сам давно спроектировал, оставив место для своего имени. Сколько я себя помню, столько помню и моего дедушку. Мы — мама, моя сестра Наташа и я — жили одни, а в субботу к нам приезжал дедушка. Ему в то время было уже больше 65 лет. Он доезжал до метро «Динамо», поднимался на эскалаторе и дальше добирался на троллейбусе до нас. Лестница на нашей станции метро «Аэропорт» для него была трудна. Мы его приветствовали привычным «А-ааа», произносимым с особой интонацией. Он привозил для меня что-нибудь занятное и полезное. Я запомнила раскраски и еще переводные картинки: бледные, блеклые рисуночки на глянцевой плотной бумаге; их нужно было опускать в мисочку с водой, а потом, прижимая к листу бумаги, на который они переводились, очень аккуратно стягивать вбок верхний слой. Открывался волшебный яркий рисунок, немножко зернистый по текстуре. Случались при этом неудачи: бумажка увлекала за собой рисунок, и все бывало тогда испорчено. Между прочим, дедушка рассказывал, что в его детстве тоже были такие картинки, но лучше.