Александра Гальбина - Каменный пояс, 1989

Всхлипнула, а горечи меньше уже осталось. Сына ждала, верила: вот приедет, и у нее сложится наконец семейная жизнь, и ее станут величать по имени-отчеству.

Выпила бы еще, да бутылочку открывать не стала. Завтра рано вставать, пора ложиться, а его будить надо. Пусть бежит к своей свиристелке, чего уж тут, та тоже изждалась. Завтра вместе придут, соберемся по-семейному, посидим хорошо. И не надо ей никакого величанья, пусть зовут как знают. А все равно не они вырастили такого сына, не им и радоваться. Не к ним — к ней сын приехал.

Она убрала со стола, умыла лицо, припудрилась, подошла к кровати.

Сын во сне улыбался.

Светлана Томских

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ

Рассказ

Около гаражей никого не было. Лунный свет, так рано появляющийся зимой, уже пробежался по железному покрытию гаражей и замер на них четкими светящимися пятнами, откидывая вытянутые тени на рыхлые нетронутые сугробы. Пустырь приобрел в этот предпраздничный вечер особую прелесть: ветки, опавшие с пронесенных по пустырю елок, напоминали о Новом годе и не выглядели сейчас такими невзрачными и жалкими, как утром.

Филиппенко, вдыхая свежий, насыщенный хвоею воздух, засомневался вдруг, стоит ли осуществлять свою затею, но рука уже нащупывала в просторном теплом кармане дубленки ключ от гаража. Он выкатил на улицу поблескивающую при лунном свете машину, полюбовался ее стройным силуэтом и завел мотор. Резкий свет фар словно откинул сугробы. Разрезая снег мощным корпусом, визжа и урча, машина выкатила на шоссе.

…В свой подъезд Филиппенко вбежал возбужденный, перепрыгивая через ступеньки, не дожидаясь лифта. С порога квартиры закричал:

— Лидочка, с Новым годом!

Жена Филиппенко, Лидия, вышла к нему неторопливой, плавной походкой, улыбнулась ему и, стараясь не нарушить наведенной гармонии косметики на лице, только легко прикоснулась к пылающей с мороза щеке мужа. Филиппенко протянул ей сверток, и Лидочка стала заинтересованно разворачивать его:

— Духи! Французские!

Филиппенко так себе и представлял это ее восклицание.

— Спасибо, милый, — она еще раз коснулась его щеки, — но почему так рано? Ведь до Нового года еще осталось время.

— Дело в том, — медлил Филиппенко, — что у меня сегодня дежурство на работе.

— Как дежурство? — духи были отложены в сторону, Лидия пошла следом за Филиппенко на кухню.

В кухне в подготовительном беспорядке стояли праздничные блюда.

— Ну что я, виноват? Назначили. Дай лучше пожевать что-нибудь.

— Так как же? Мы стольких людей пригласили…

— Лидочка, — сказал нетерпеливым тоном Филиппенко, — ты пойми, что это не от меня зависит.

— Надо же, — сокрушалась Лидия, — в самый Новый год дежурство.

— Мне тоже очень жаль, — Филиппенко отодвинул немного кухонную занавеску и вгляделся в темноту, пытаясь различить силуэт стоящей там машины.

В кухню забежал их сын — Димка. Схватил что-то на ходу, запуская по-детски узенькую ладошку в салатницу.

— Мам, пап, не хочу вам мешать и удаляюсь на торжественную часть в другое место.

— Куда ты удаляешься? — переспросил тоном, не обещающим ничего хорошего, Филиппенко.

— К друзьям, — ответил Димка.

— Я ухожу на дежурство, а мать что — одна будет?

— Одна, — протянул Димка, — сами наприглашали кучу народа, а теперь — одна.

— То — чужие люди, — назидательно сказал Филиппенко, — а ты сын. Новый год, как знаешь, семейный праздник.

— А сам-то уходишь.

— То — я, — строго ответил Филиппенко, думая, что сын совсем разболтался, недаром говорят, что переходный возраст — 15 лет — самый трудный, — у меня дежурство на работе.

— Ну, ладно, — недовольный Димка ушел.

Филиппенко посмотрел на часы, стрелка подходила к восьми, с минуту на минуту должны быть гости. Филиппенко не хотелось с ними встречаться, чтобы не пожалеть, что праздник пройдет без него. Филиппенко сдернул с вешалки дубленку и, на ходу застегиваясь, выбежал во двор.

Машин становилось все меньше — водители спешили домой, всюду попадались такси с неумолимыми табличками «в парк». Все чаще машину Филиппенко останавливали люди с поднятыми руками. Он лениво притормаживал, пассажиры, весело галдя, усаживались, звонко хлопая дверцами машины. Все веселей становились компании, почти не считая, совали скомканные бумажки денег и исчезали. Филиппенко на ладони взвешивал пачечки мятых рублевок, так же не считая, заталкивал их небрежно в карман. Постепенно эта затея все больше нравилась ему, он радовался своей предприимчивости, смешны стали сомнения. Праздников, в конце концов, он встречал в своей жизни достаточно, все они были чем-то похожи, а воспользоваться этим праздником ему пришла идея в прошлый Новый год, когда они сами сели вот так же к какому-то автолюбителю и сунули ему денег гораздо больше, чем следовало бы…

Филиппенко, насвистывая, ехал дальше. Не пренебрегал он и крупными компаниями. Платили они немало, а милиция в Новый год смотрит на нарушения сквозь пальцы.

Филиппенко вначале старался проехать по каким-нибудь темным переулкам, но безнаказанность опьяняла, и он оказывался на центральных улицах. В двенадцатом часу поток пассажиров схлынул, еще брели одинокие фигурки с шампанским в руках, но в машине они не нуждались. Последними пассажирами до встречи Нового года оказалась стайка девушек — совсем молоденьких. Филиппенко машинально отыскивал взглядом среди них самую красивую, прошелся взглядом по их раскрасневшимся личикам и отметил одну — в пушистой шапочке — не красивая даже, еще по-детски милая — курносая, с задорными темными глазами, она все смеялась, а Филиппенко поглядывал на нее в зеркальце — несколько покровительственно. Девчонки болтали, хохотали громко и старались вовлечь его в свой разговор. Филиппенко не отмалчивался, но поддерживал их разговор с некоторой солидностью, важностью, как бы снисходя до них. Ему вдруг захотелось еще раз увидеть эту девочку в пушистой шапочке, неизвестно даже зачем. Уже на площади, куда девушки и направлялись, решился и спросил у нее: «Может, встретимся?» Она покраснела, пожала плечами, Филиппенко вытащил блокнот с корочкой из натуральной кожи и записал ее телефон. С девушек денег пришлось не брать. Филиппенко посидел в раздумье, не опрометчиво ли он поступил, взяв у нее телефон. Может и не позвонит никогда, а путь неблизкий проехал, потом махнул рукой: да разбогатеет, что ли, девчонки небогатые, хоть праздник и располагал к щедрости, а все равно, видно, первокурсницы, со стипендии много ли денег? Рукой махнул, а сомнения остались. Филиппенко подумал, ехать ли за новыми клиентами, или дождаться начала Нового года — встретить тут на площади, под общее «ура!»? Он задумчиво смотрел на раскачивающиеся игрушки на елке. Подбежал мужчина: