Ольга Белан - Моя бульварная жизнь

— Ты что, сдурела (он сказал другое слово — грубое)? Над тобой и так висит дамоклов меч, а ты еще и своих сотрудников урезонить не можешь? Да ты знаешь, чем это пахнет? Никто не получит зарплату, пока все заявления не будут подписаны! Люди и так сидят без денег с нового года. Иди уговаривай!

— Сам попробуй. Они же правы на все сто процентов! — огрызнулась я.

— Хорошо, давай вместе с ними пообщаемся.

— Они будут разговаривать только в присутствии юриста.

— Да хрен с ним, тащи сюда всех!

Какие только песни не пел Костылин, отрабатывая свою должность главного антикризисного вождя! Чего только не обещал! Уже Лена со своим мужем-юристом устала и готова была на все, но упрямый Корвалан твердил одно: все должно быть по закону. Уже и я жалобно скулила: «Сделай это ради меня!» Но Корвалан сверкал своими дьявольскими глазами и молчал.

Прошла еще пара дней. Народ роптал без денег — второй месяц никому ничего не платили. Понятно, руководство хотело в новом году рассчитать всех уже по новым зарплатам, но для этого нужно было собрать все подписи…

Нас с Костылиным вызвал Хозяин. Даже по голосу секретарши я поняла, что будет разнос. Но еще не представляла какой!

Его лицо было багровым — даже Костылин выглядел рядом с ним лишь слегка розовым. Он навис над столом и не вертел в руках своих четок. Глаза были не просто злыми — они сверкали всеми пожарами и огнями.

— Скажите, — закричал он, — я всегда выполнял просьбы ваши лично и редакции?

Я кивнула.

— Я всегда шел навстречу коллективу, даже когда мне было это не очень удобно?

Я опять кивнула.

— А теперь я прошу сделать так, как я прошу, — это что, сложно?

Я опустила голову. А он и не ждал ответа. Продолжал:

— Если сегодня к обеду ваши люди не подпишут бумаги, вы будете уволены.

Мы с Костылиным пулей вылетели из кабинета. Он потрясенно произнес:

— Я таким вижу его в первый раз.

Мы опять закрылись у меня с забастовщиками. Я передала Корвалану слова Хозяина. Тот посмотрел на меня с жалостью:

— Он вас так и так уволит, неужели непонятно?

Потом подошел к столу и подписал злосчастный договор. То же самое сделала Лена. Я вздохнула облегченно и посмотрела на часы: шел первый час дня. Костылин радостно побежал докладывать Хозяину. Мне было уже в принципе все равно…

На следующий день

Утром меня снова вызвали к Хозяину. Я опасливо зашла и покосилась на знаменитую картину. Дама лежала расслабленно и эротично. Хозяин ходил по кабинету и теребил в руках четки.

— Вот видите что получается, — небольшая пауза. — Во всем огромном коллективе только два человека не выполнили приказ начальника. И случилось это в вашем подразделении. Значит, вы плохой руководитель, вы потеряли авторитет и не можете больше возглавлять редакцию. — Опять пауза. — Я назначу главным редактором Гоблина…

Я не удержалась — удивленно ахнула.

— …временно исполняющим обязанности. Потом видно будет. Но, учитывая ваши заслуги, оставлю вам зарплату и должность заместителя. Можете идти.

У меня еще хватило сил подняться на шестой этаж, нацепить на лицо улыбку и войти в общую комнату, где, как пионеры за партами, сидели мои — теперь уже бывшие — сотрудники. Я, конечно, была вся перекошенная, но улыбку, улыбку на лице сохраняла. Почти радостно сказала:

— По нашему обоюдному с Хозяином решению я передаю пост главного редактора Гоблину. Не огорчайтесь, газете нужно новое дыхание, — что-то такое я несла еще минуты три. Но краем глаза увидела деланное удивление Гоблина — он знал, знал обо всем заранее! И Костылин знал — все знали! Только я пребывала в позорном неведении, только я не сумела разгадать эту довольно простую интригу, только я одна не заметила расставленных вокруг меня силков!

Радостный Гоблин побежал к Хозяину. Сейчас тот будет жать руку своему новому сатрапу, приговаривая «талантливый — вы — наш — расталантливый!» Я даже не стала его дожидаться: сказала секретарше, что приду через два дня. Надо же как-то прийти в себя.

А через два дня кабинет мой был уже занят. Секретарша Настя наспех покидала в коробки мои нехитрые пожитки — книги да сувениры, подаренные мне в разные годы. Народу сразу же перечислили зарплату, и боль от моего ухода — если она и была — притупилась и даже заглохла.

Я покорно заняла кабинет Гоблина. Было противно даже садиться за его стол. Но Настя все протерла чистой тряпкой. Ничего, сказала я себе, буду дежурить по номерам и потихоньку подыскивать новое место работы.

Гоблин вызвал меня к себе через секретаря — хорошо начинает, молодец! Сказал жалостливо:

— Вам не надо вести номера. Просто будете консультантом.

— Это ты так решил? — удивилась я.

— Нет, конечно, — и он закатил глаза.

— Я что — должна просто приходить на работу и сидеть как Недобежкин? — мне трудно было поверить в происходящее.

Гоблин кивнул.

Пробкой я вылетела из его кабинета. Кинулась звонить Костылину — тот был недоступен.

Дозвонилась только вечером. Голос его был незнаком и глух.

— Я ж говорил, что Хозяин недоволен тобой. Ему стало известно про твои манипуляции с гонорарами. Якобы ты часть клала себе в карман.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — задохнулась я.

— Ну, не знаю… Так говорят…

— И что мне делать?

— Писать заявление об уходе. Это тебе мой добрый совет.

Как я не умерла в тот момент?

Пришла моя такса и слизала с лица все слезы.

Я знала: когда хотят избавиться от человека, в первую очередь обвиняют его в денежных махинациях. Но какие деньги и какие махинации могут быть в газете? Как грубо и нелепо выстроил Костылин — а в его прямом участии я нисколько не сомневалась — всю линию интриги!

Утром я положила на стол Гоблину заявление об уходе. Он подписал, ни задав ни одного вопроса и не издав ни одного звука. На глазах изумленного коллектива муж вынес из кабинета Гоблина коробки, которые я так и не успела разобрать. Я помахала всем рукой — и ушла из издательского дома «Вич-инфо» навсегда.

Но, признаюсь, еще долго-долго ждала — вдруг Хозяин опомнится и позвонит? Пусть не позовет обратно на работу — хотя бы поговорит, спросит напрямую: «Правда ли, что вы воровали мои деньги?» Но не позвонил, не спросил. Значит, понимал, что все это вранье. Оно ему тоже удобно по каким-то причинам. Какую пургу ему нес Костылин про меня и жизнь в редакции? Могу только гадать. Не зря же именно Гоблин — дружок его закадычный, занял мое место.

От Хозяина я вестей не дождалась, зато меня мучили другие звонки. Жози плакала в трубку и приговаривала, что следующей уволенной будет она. Машка звонила и рвала сердце рассказами о том, как Гоблин наводит в редакции железную дисциплину. Юрик в «Одноклассниках» написал трогательное письмо «Вы навсегда останетесь в моей жизни лучшим главным редактором. Работать с вами — праздник». Все это было похоже на похороны, на поминки, на долгое прощание…