Тим Милн - Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

В 1936 году Ким вступил в англо-германское товарищество и участвовал в неудачной попытке выпуска отраслевого журнала. Несмотря на то что это якобы было связано с посещениями министерства пропаганды в Берлине и знакомством с самим Риббентропом и хотя сам Ким утверждает, что публичные и секретные связи между Великобританией и Германией тогда представляли серьезный интерес для русских, я все же склонен считать, что едва ли он раздобыл какую-то важную секретную информацию. Открытое сотрудничество между Великобританией и Германией вряд ли требовало привлечения хорошо обученного и способного тайного агента (который к тому же подвергся бы большому риску). Можно ли было деятельность англо-германского товарищества считать составляющей тайных связей между двумя странами? Большая часть представляла публичный материал, о котором добросовестный журналист обычно расскажет намного лучше, чем секретный агент. Возможно, разведка и могла там почерпнуть для себя кое-что полезное, но, скорее всего, русские считали участие Кима Филби отчасти как своего рода помощь в борьбе с одолевавшими его левыми взглядами, а отчасти как этап его подготовки в качестве советского иностранного агента.

С начала 1937 года и вплоть до лета 1939 года, за исключением ряда непродолжительных периодов, Ким находился в Испании. Здесь наконец он нашел большое количество стоящего материала для репортажей. Правда, его работа не давала ему доступа к британской секретной информации и, возможно, также никакого официального доступа к секретным сведениям испанских националистов; но военный репортер, состоящий при штабе одной из воюющих сторон, неизбежно узнает много ценной для себя информации. Нам лишь неизвестно, сколько других источников имели русские и испанские республиканцы среди националистов. Гражданская война или любое произвольное деление единой страны на две части — как долгие годы происходило с Западной и Восточной Германией — дает обширные возможности для вербовки агентов. Ведь, несмотря ни на какие границы, сохраняются семейные и родственные узы, а также другие связи между людьми, невольно оказавшимися по разные стороны баррикад. Для русских Ким Филби мог представлять ценность не благодаря уникальному доступу к информации, а благодаря холодному аналитическому складу ума, который он привнес в свои репортажи при выполнении заданий, и объективности, которую унаследовал от рождения.

Даже на этом раннем этапе Ким, должно быть, произвел на своих русских хозяев сильное впечатление. Возможно, они и мечтать не могли о лучшем оперативном руководителе. Агенты ведь всегда набивают себе цену, жаждут больше денег, сообщают те сведения, которые, по их мнению, вы хотите от них услышать, пропускают назначенные встречи (за исключением дней, когда им выплачивается вознаграждение), навязывают свои личные проблемы, ведут себя несдержанно и вечно трусят. Лишь немногие способны составить действительно грамотное донесение. Обучение, если в нем есть смысл, может несколько улучшить их работу, но оно не способно наделить человека мозгами, дать образование и при этом оно, естественно, не изменит его характер. В Киме русские, должно быть, увидели агента, который был не только чудесным образом лишен упомянутых недостатков, но мог усвоить сложные инструкции и выразиться необычайно четко и лаконично — как устно, так и на бумаге. А кроме того, Филби был идеологически предан делу и, очевидно, требовал совсем небольшой платы либо вообще ничего не требовал…

До сих пор я говорил о довоенной ценности Кима для русских с точки зрения его собственных разведывательных донесений. Но, возможно, он оказывал и другие услуги. В какой-то момент, прежде чем отправиться в Испанию в феврале 1937 года, он, по его собственным словам, предложил в качестве возможного агента кандидатуру Гая Бёрджесса. (Оказалась ли такая услуга для русских полезной или «медвежьей», не говоря уже о самих Гае и Киме, — конечно же другой вопрос.) Гай использовался не только как курьер для обеспечения Кима деньгами в Испании: его доступ к важным сведениям в тот довоенный период, хотя и ненамного, мог оказаться все же больше, чем у Кима.

До описанного момента вполне возможно, что Ким не нарушал британских законов или, по крайней мере, не совершил ничего такого, что могло привести к судебному преследованию в британских судах. Насколько мне известно, у него не было доступа к британской конфиденциальной информации. Но как корреспондент The Times при Британском экспедиционном корпусе в Аррасе он находился в совершенно ином положении. Хотя Филби еще не находился на государственной службе его величества, он, несомненно, подпадал под действие закона «О государственной тайне». Советский Союз подписал с Германией пакт о ненападении. Если бы обнаружилось, что Ким передает информацию о передвижениях и планах британских вооруженных сил, то в условиях военного времени он был бы обвинен в преступлении, наказуемом смертной казнью.

Он много знал о возможностях, дислокации, оборонительных сооружениях и вооружении британских войск во Франции, а также располагал аналогичными сведениями о ряде французских частей. Возможно, он имел представление о военных планах союзников. Но намного более важная тема, связанная с немецкими военными планами, по-видимому, держится в тайне. Как только в Европе завязались интенсивные бои, у него было крайне немного возможностей передавать сведения русским, и, что бы он ни сообщил, могло уже устареть к тому времени, когда такая информация доберется до Москвы…

Но Аррас, как и сама «Странная война», был лишь своего рода «интерлюдией». Киму Филби русские уже дали недвусмысленно понять, что его главная цель — это Британская секретная служба. Он вспоминает, что после возвращения в Англию летом 1940 года с ним в Блечли беседовал Фрэнк Берч. Эта встреча состоялась благодаря участию одного общего друга, однако в GC&CS на тот момент на смогли предложить достойную на тот момент зарплату. (Очевидно, общим другом был Дилли Нокс, о котором иногда в беседах упоминала Эйлин4.) А ведь как по-другому могло все сложиться в жизни Кима, если бы им с Берчем все-таки удалось договориться…

Когда Ким наконец — с помощью Гая Бёрджесса — поступил на службу в Секцию D СИС в июле 1940 года, он пока еще не вполне соответствовал замыслу русских. Учебные центры в Брикендонбери и Болье, должно быть, навели его на интересную, хотя и не самую важную информацию. Вероятно, наиболее полезными для советской разведки в тот период были его поездки в Лондон и связи с высшим командным составом в УСО и в других ведомствах; без сомнения, именно эти визиты и давали ему возможность периодически встречаться с русскими. Но хотя его донесения в то время, возможно, и не были столь значимы, как впоследствии, у него в активе было два важных преимущества: его собственные вполне очевидные способности и растущий круг друзей и знакомых в мире разведки. Через Бёрджесса и УСО он познакомился с Томми Харрисом; через Харриса вышел на Дика Брумена-Уайта и других важных сотрудников МИ-5; а затем в августе 1941 года была сформирована Секция V. Теперь он оказался в самом сердце британской «цитадели».