Ганс-Ульрих Рудель - Пилот штуки

* * *

Св. Петр благосклонен к нам в первый день праздников: стоит густой туман. Из телефонных разговоров во время Рождества я знаю, что иван атакует и мы срочно нужны, но летать нельзя. На следующее утро я играю короткий хоккейный матч с моими людьми. Это означает, что я, натянув меховые ботинки, стою в воротах, потому что спустя пять недель после ранения я могу только кое-как ковылять. На коньках мне кататься еще нельзя. После обеда, наши хозяева, у которых мы расквартированы, приглашают меня и несколько других офицеров поохотиться. Я очень мало знаю об обычной или "садовой" охоте на земле. В нашем отряде много стрелков, но всего лишь нескольких загонщиков. Зайцы, кажется, знают, что судьба в этот раз на их стороне и оказавшись в "котле", без колебаний молниеносно проскакивают через широкие разрывы между нами. Прогулка по глубокому снегу совсем не способствует моему быстрому выздоровлению. Мой водитель, капрал Бёме, стоит сбоку. Неожиданно я вижу как какой-то великолепный экземпляр покидает укрытие и бросается в нашу сторону. Приложившись к прикладу, я поворачиваюсь как прирожденный охотник, закрываю левый глаз и - бабах! - нажимаю на курок. Падает чье-то тело, но не зайца, а Бёме, которого я, охваченный, как и все новички, охотничьим энтузиазмом, совершенно не заметил. Судя по всему, он все еще сомневается в моих намерениях, потому что смотрит на меня, лежа в снегу и говорит укоризненно: "Ну что же вы, господин оберст"! Он вовремя заметил что я целюсь и бросился на землю перед самым выстрелом. Дробь миновала его, но и заяц остался невредим. Я еще более напуган, чем обе мои предполагаемые жертвы. Вот уж мог быть настоящий рождественский сюрприз! Еще одно подтверждение любимой поговорки всех летчиков-пикировщиков: "Ничего само собой не получается, если не практиковаться".

На следующее утро устанавливается хорошая погода. Иван уже на ногах, он совершает налет на наш аэродром. Вновь их бомбежка прискорбно плоха, это просто позор. Их атаки на низкой высоте проходят на высоте более 400 метров, мы не несем практически никакого ущерба. Весь второй день после Рождества мы совершаем боевые вылеты, чтобы помочь наземным силам к северо-востоку, на реке Гран и на всем остальном Будапештском фронте. Наше мирное рождественское настроение развеяно. Нас вновь окружает безжалостная война, тихий радостный мир рождественского вечера канул в чистилище вчерашнего дня.

В воздухе и на земле бушуют яростные битвы. На нашей стороне в бой были введены свежие подкрепления, это мои старые знакомые - друзья по восточному фронту, танкисты, которые, как и мы, играют роль "пожарной команды" верховного командования. Наша общая задача - помочь пробиться тем частям, которые попали в окружение в Будапеште, открыть для них коридор для отхода и соединения с остальными силами. Вместе мы сможем вытащить эти каштаны из огня. Год за годом. День за днем. Я воевал во всех секторах восточного фронта, я полагаю, что приобрел значительные познания в области военной тактики. Опыт учит, что только практика ведет к совершенству, практическое знание - единственный критерий того, что возможно и невозможно, хорошо или плохо. Совершая вылеты каждый день, мы должны знать тщательно каждую канаву, каждую складку земли внизу, потому что мы постоянно летаем на низкой высоте.

На земле царит неразбериха. Некоторые из наших бронетанковых частей разбиты и панцер-гренадеры брошены в бой как обычные пехотинцы. Танки, которые всегда работали вместе с ними в одной команде, чувствуют себя неуверенно, пехота, назначенная им, не имеет никакого практического опыта совместных боевых действий, и это может закончиться опасными сюрпризами. Я не могу понять, как мог быть отдан такой приказ, более того, трудно себе вообразить худший выбор, чем сектор, выбранный для этого наступления, в котором много болот и прочих препятствий, когда существует так много более благоприятных альтернатив. Пехота, с другой стороны, должна наступать по плоской, открытой местности, которая идеальна для танков, но имеет слишком мало укрытий. Враг полностью использует свои преимущества и вот наша пехота противостоит советским стальным монстрам, оставшись без поддержки танков. Зачем эти напрасные потери? Виновников нужно отдать под суд. Кто отдал эти приказы? Мы сидим все вместе вечером и размышляем об этих вопросах.

* * *

30 декабря получена радиограмма о том, что я должен немедленно прибыть в Берлин и доложить рейхсмаршалу. Я киплю от злости, потому что как мне кажется, мое присутствие незаменимо во время этих трудных операций. Я вылетаю в Берлин в тот же день, следую через Вену и полон решимости вернуться к моим товарищам через два или три дня. Приказ есть приказ. Единственный багаж, который я беру с собой - большой портфель для депеш со сменой белья и туалетными принадлежностями. Ввиду серьезности ситуации я отвергаю возможность задержаться в Берлине надолго.

По пути меня не покидает ощущение, что меня вызывают по какому-то малоприятному поводу. Когда я был ранен последний раз, в ноябре, я получил приказ, запрещающий мне летать, несмотря на который я возобновил полеты, как только вышел из госпиталя. До сегодняшнего дня никто об этом не вспоминал и я постепенно начал истолковывать это молчание как молчаливое согласие, но сейчас, как я предполагаю, этот вопрос встал снова и меня вызывают "на ковер". Я лечу в Берлин с большой неохотой, зная, что я никогда не подчинюсь этому приказу. Я не могу просто весело глазеть по сторонам, советовать или отдавать приказы в то время, когда моя страна находится в опасности, особенно когда мой обширный опыт дает мне преимущество перед теми, кто не получил достаточной подготовки. Успех - плод опыта и соразмерен с ним. Несмотря на то, что я был ранен пять раз, несколько из них - серьезно, мне везло, что я всегда быстро выздоравливал и был способен вновь и вновь пилотировать самолет, день за днем, год за годом, по всему восточному фронту - от Белого моря до Москвы, от Астрахани до Кавказа. Я знаю русский фронт вдоль и поперек. Поэтому я чувствую беспрестанную обязанность продолжать летать и сражаться до тех пор, пока не смолкнут пушки и свобода нашей страны не будет обеспечена. Я смогу это сделать, потому что здоров физически и натренирован занятиями спортом, моя хорошая форма - один из наиболее ценных источников моей силы.

После короткой остановки у друзей в Вене я приземляюсь в Берлине и немедленно докладываю по телефону в Каринхалле. Я бы предпочел ехать туда немедленно, чтобы вылететь обратно не теряя времени. К моему смущению мне приказывают оставаться в Фюрстенхофе и обратиться в Министерство Люфтваффе за пропуском на специальный поезд рейхсмаршала, который отправляется на запад. Моя поездку будет более длинной, чем я ожидал. Кажется, мой вызов не имеет ничего общего с наложением взыскания.