Маргарет Хаббард - Полет лебедя

— Для солдата наступил период войн. Он потерял свою оловянную ногу, и его краска облупилась, но он продолжает держать на своем плече ружье и кричать: «Вперед!»

Они услышали, как Ханс тяжело вздохнул. Затем гнев покинул его, и он упал в кресло. Из его глаз водопадом хлынули слезы.

— О, Гетти, почему они поют? Это предвестники смерти всех моих мечтаний! Пусть они замолчат, Господи, пусть они замолчат!

Генриетта присела на краешек кресла и взяла его голову в свои руки. Мадам Хейберг всхлипывала, и даже спокойный Эдвард отвернулся к окну, чтобы скрыть свои чувства. Старый Йонас спрятал лицо в руках.

Из дверей раздался голос Карен:

— Мой билет. Я думала, что мне нужно вернуть его Хансу Кристиану.

Она посмотрела на плачущего мужчину, а затем окинула взглядом всю печальную компанию.

— Ему плохо, да? Я не думала, что для такого великого поэта, как он, временная неудача имеет ка-кое-нибудь значение. Одно разочарование не может причинить ему долгой боли. Но, с другой стороны, наверное, нужно быть очень великим, чтобы вообще не придавать этому никакого значения.

Она протянула билет Бурнонвиллю. Все настолько были охвачены горем, что никому не пришло в голову задуматься над тем, кто она такая и каким образом получила билет из рук самого автора. Карtн так же бесшумно, как и вошла, выскочила в дверь.

Постепенно разошлись и все остальные. Вместе с Хансом остался старый Йонас и Гетти. Через некоторое время и они ушли, оставив его одного в темнеющей комнате. Это было самое лучшее, что они могли сделать. В спускающихся сумерках слова, которые он написал недавно, были четко видны: «Неужели же я никогда не смогу обрести бессмертную душу?»

Ответа на этот вопрос он еще не придумал.

Тогда они обе заплакали. Отец-аист, услышав их речи, защелкал от гнева клювом.

— Ложь, обман! — закричал он. — Ох, так бы и вонзил им в грудь свой клюв!

— Да, и сломал бы его, — заметила аист-мать. — Хорош бы ты был тогда! Думай-ка лучше о себе самом да о своем семействе. А остальное все побоку!

«Дочь болотного царя»

«Мулат» не пострадал от вынужденной задержки. К февралю траур закончился, и город вновь был готов к развлечениям. Открытие театра было принято всеми с огромной радостью, и аудитория, собравшаяся на первое представление, была благодушно настроена по отношению ко всему, чтобы ей ни показали. И она не разочаровалась. Ханс Кристиан, стоя за кулисами, услышал гром аплодисментов после первого акта и почувствовал невероятное облегчение. Им понравилось! Он добился успеха как сценарист! Они вызвали его для похвалы на сцену, на ту самую сцену, на которой он стоял в один новогодний вечер, холодный и одинокий, и возносил к Небесам свою молитву. Ханс Кристиан старался сделать все возможное, чтобы не разрыдаться.

Король узнал об овациях, которых удостоилась пьеса, и об успехе молодого автора. Он сразу же послал за Андерсеном. Король Кристиан поздравил его и наградил почетным местом в Королевском ряду партера в театре рядом с Эленшлегером и позволил всем придворным также высказать свои поздравления. Тремя днями позже король вновь послал за молодым писателем. Причиной тому стало то, что его пьеса произвела настоящий фурор в городе. Зал был переполнен, и билеты невозможно было достать ни за какую цену. На этот раз Кристиан не только поздравил писателя, но и наградил медалью с девятнадцатью бриллиантами, как знак особого признания. На одиннадцатый вечер король пришел посмотреть пьесу. Он кивнул Андерсену из своей ложи. Милость, которая раньше не выпадала ни на чью долю.

Ханс Кристиан должен был быть на седьмом небе от счастья. Пьеса шла двадцать один день. Теперь Ханс мог считать короля одним из своих друзей. Он получил значительную сумму денег и был готов получить еще больше, так как его работа была переведена на шведский и куплена Королевским театром Стокгольма. Когда автор посетил эту страну, он был встречен овацией студентами университета и пронесен на руках, словно король. Чего еще было желать? Лишь одобрения Хейберга, который, несмотря на то, что его жена играла главную роль, так и не удостоил спектакль своим присутствием.

Четыре долгих месяца тумана, дождя и зубной боли Ханс размышлял над тем, чего же ему недоставало.

— Я должен получить одобрение всех, всех. Иначе я не буду счастлив! — повторял он уже в сотый раз за несколько часов. — Хейберг знает это и все равно не произносит тех слов, которые сделают меня полностью удовлетворенным. А критики все еще настаивают, что не я сам выдумал сюжет. Как будто это имеет какое-нибудь значение!

Ханс Кристиан прогуливался с Гетти Вульф в саду Амалиенборга. Июньское солнце согрело розы, и они раскрыли лепестки, выбрасывая в воздух свой чудесный аромат. Пчелы кружили над маргаритками и лилиями. Хотя Ханс Кристиан и любил цветы, но сейчас он не замечал ни одного из них. Его лоб перерезала беспокойная морщинка, и время от времени он отшвыривал ногой стебельки, осмелившиеся вырасти у него на пути.

Гетти, в большой шляпе и перчатках, срезала розы и складывала их в корзинку.

— Ты в порядке, Ханс Кристиан? Что случилось? Никто уже об этом и не упоминает. Ты единственный, кто все еще помнит.

— О, они помнят! — с горечью в голосе запротестовал он, чуть не смяв чашечку цветка. — Я не могу спокойно идти по улицам. Я вижу, что кто-нибудь обязательно смотрит на меня обвинительным взглядом. Но они передумают. Им придется признать, что моя «Мавританка» намного лучше «Мулата». И что сюжет мой, только мой!

— Я не верю, что она лучше, — мягко сказала Гетти, осторожно сгоняя пчелу с розы своими ножницами. — «Мулат» — это благородная законченная идея. Настоящая ценность не зависит ни от расы, ни от цвета кожи. Вот что ты сказал в ней. И это стоило сказать. И конечно же актеры играли великолепно!

Гетти прикусила губу. Ей не стоило этого говорить. В тот момент, когда Ханс заговорил, она поняла, что была бестактна. Но трудно было упомнить все, что может оскорбить его.

— Мадам Хейберг пожалеет! Ее тщеславие, ее отказ иметь дело с любой моей пьесой потому, что они недостойны ее таланта, вызывают лишь смех! Кто она такая, чтобы судить работу человека, чья первая пьеса имела такой грандиозный успех! Она должна была гордиться, что входит в труппу! Но нет же! Это будет полное фиаско, заявила она. И директора оказались слишком глупы и поддержали ее мнение!

— Но не Йонас Коллин.

— Герр Коллин, благослови его Господь! Он-то знает цену моим пьесам. Он настаивает на том, чтобы они принимали их. Однажды они поблагодарят его за это.

Ханс стал расхаживать по аллее, делая несколько размашистых шагов то в одну, то в другую сторону. Гетти знала, что его что-то беспокоило, но не торопила события. Наступит момент, и Андерсен сам выскажется.