Жорж Садуль - Жизнь Чарли

Подчиняясь основному закону чаплиновского искусства — скупость в аксессуарах и комических эффектах, — пожарный рукав претерпевает несколько превращений. Сначала король, пытаясь избежать опасности и беспокойства, путается в шланге, как в узах или кандалах. Потом этот аксессуар превращается в нечто подобное «макаронам, более коварным, чем змеи Лаокоона» (Деллюк). Резиновая кишка вьется у короля под ногами в вестибюле, на улице, в такси; она предъявляет ему публичное обвинение; она преследует, она лупит его, подобно дубинке «кистоун-копс», но уже во времена ФБР. Когда король предстает перед Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, наконечник шланга на руке, поднятой для присяги, превращается на мгновение в факел «Свободы, озаряющий мир». Потом, вернувшись к своему подлинному назначению, кишка обливает судей и расчищает зал заседания; она мстит общественному мнению, как в свое время мстили ему кремовые пирожные, которыми швырялись Гитлер и Муссолини. Этот пожарный рукав весьма далек от шланга в «Политом поливальщике».

Кремовое пирожное или удар ногой в зад (эти старые как мир комические трюки) приобретают различный смысл в зависимости от того, кому они предназначены. Смысл пощечины меняется от того, получил ли ее любовник, вор, шпик, хорошенькая женщина или премьер-министр. И обидно читать, когда пишут, что Чаплин повторяется, приводя в пример сцену в «прогрессивной» школе, где фигурируют, как в «Пилигриме», головной убор, превращенный в торт, и несносный мальчишка.

Здесь головной убор — это не котелок Чарли (или Сиднея). Это меховая шапка, знак королевского достоинства, почти корона, принятая для малых церемоний. Над этим-то и смеются ребята. Что же касается мальчугана, то он несносен на особый лад. Он излагает ошеломленному королю, который никогда ничего подобного не слышал, свои взгляды на свободу и демократию со всем пылом, свойственным десятилетнему возрасту.

— Хватит, господин Чаплин, прятаться за спиной мальчишки и говорить его устами! — крикнул ему во время этой сцены один из журналистов, присутствовавших на лондонском просмотре для прессы. Странный упрек, обращенный к великому художнику!

«Госпожа Бовари — это я», — говорил Гюстав Флобер. Толстой мог то же сказать об Анне Карениной — но также и о ее муже и ее любовнике. Художник всегда вкладывает частицу своего я в свои персонажи, хорошие или дурные, положительные или отрицательные. Чаплин «прячется» за Рупертом так же, как за королем Шэдоу, за прекрасной дамой или верным послом. Он был Кальверо и Терри в «Огнях рампы», евреем-парикмахером и Хинкелем в «Диктаторе», рабочим и девчонкой в «Новых временах», а еще раньше — стекольщиком и «малышом». Гений — тот, кто создает «свой» мир.

Нельзя творить, исходя из небытия или из вымыслов одинокого воображения. Художник строит «свой» мир и «своих» персонажей, собирая материал в реальном мире, в данном обществе, в данный момент истории. Гений Чаплина наиболее ярко проявился в тех фильмах, в которых ему удалось в нужный момент создать великую кинематографическую метафору, выражающую тревоги дня. «На плечо!» — в 1918 году, «Золотая лихорадка»— в 1925 году, «Новые времена» — в 1935 году, «Диктатор» — в 1940 году отразили на свой лад в чаплиновском зеркале самые тревожные вопросы, волновавшие тогда большинство людей. То же произошло в 1957 году с «Королем в Нью-Йорке».

Во второй половине нашего века фильм не может быть только сатирой (лишенной всякой горечи или злости) на американское телевидение, которое, как всем известно, использует Бетховена и Шекспира для рекламы слабительных пилюль.

Мольер — об Аристофане я и не говорю — прибегал в «Мещанине во дворянстве» к шутовским трюкам, выдвигая серьезную тему: конфликт между родовым дворянством и разбогатевшими торгашами. Великолепно построенное действие «Короля в Нью-Йорке» представляет собой крепко слаженную серию комических выходов, тема которых — конфликт между деляческим пониманием жизни (американский образ жизни) и романтизмом Дон-Кихота.

Шэдоу, о котором сказано в ключевой реплике: «Хоть вы и король, но вы подлинный демократ», — это новый Рыцарь печального образа. Он борется не против ветряных мельниц, а против бесчеловечного меньшинства, засевшего в некоторых американских небоскребах. В своем новом воплощении Чарли опять выступает как «последний гуманист». И опять в своей борьбе он становится выше традиционного гуманизма, ибо сражается за большинство людей. Его фильм в своих выводах, конечно, нападает на маккартизм, растлевающий даже души детей, заставляя их шпионить в «охоте на ведьм», но он ведет также, и прежде всего, более широкий бой против злых волшебников, за свободу, за человеческое достоинство.

Этот бой многим пришелся не по вкусу, особенно западноевропейской большой прессе, где «злые волшебники» наших дней пользуются известным влиянием. На столбцах парижских газет «Король в Нью-Йорке» вызвал в октябре 1957 года такие же разногласия, какие вызывали двадцать лет назад «Новые времена»… Новый фильм затронул слишком жгучие вопросы, чтобы не возбудить жестокие споры, и не мог завоевать то почти единодушное признание, каким встретила Франция «Огни большого города» или «Огни рампы».

Однако прием парижской публики был гораздо менее сдержанным, чем прием критики. В самом большом кинотеатре Европы, в «Гомон-паласе», пять тысяч зрителей горячо переживали в день премьеры злоключения короля Шэдоу. И когда в зале вспыхнул свет, пять тысяч лиц с восторгом и признательностью повернулись к прекрасному улыбающемуся лицу Чарльза Чаплина, и послышались возгласы: «Браво, Чарли, до скорой встречи!»

«Огни рампы» были проникнуты духом Шекспира. «Король в Нью-Йорке» — духом Мольера. Для великих гениев нет «благородных» и «низких» жанров, трагическое они не ставят выше комического. Если проанализировать все буффонады этого фильма, в каждой из них откроется глубокий смысл. В этой превосходной сатире смех уносит с собой все, даже горечь. Но каждый эпизод, каким бы экстравагантным он ни казался, построен на страстном наблюдении человека и общества, их достоинств и их недостатков.

Итак, «Король в Нью-Йорке» — это великое комическое творение, достойное других шедевров Чаплина, будь то комедия, драма или трагедия. И новый Дон-Кихот в своем сражении сумел привлечь на свою сторону всех, кто любит посмеяться.

Пусть продолжает свои победоносные поиски справедливости и свободы Чарльз Спенсер Чаплин, этот новый паладин, рыцарь, отдавший себя на служение правому делу, благородный слуга человечества!

Краткая фильмография