Олег Ивановский - Записки офицера «СМЕРШа»

Толька Уваров… Анатолий Гаврилович — капитан-инженер 1-го ранга, кандидат технических наук, профессор. Много лет он был заместителем начальника Высшего военно-морского инженерного училища под Ленинградом. Но это все потом, в послевоенные годы. А тогда, в то утро, только обнялись мы, но команда «Приготовиться к движению!» вернула на свои места в строю.

К 8 часам мы вышли на Красную площадь. Сводный полк 2-го Украинского фронта занял свое место у стен ГУМа. Полк… Тысяча человек пехотинцев и артиллеристов, летчиков и танкистов, связистов и саперов, разведчиков и кавалеристов, генералов и рядовых солдат войны, отличившихся в боях, награжденных боевыми орденами.

Командир сводного полка фронта — Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский.

Генералы… Кто мог знать, что стоять в строю парадного полка я буду с генералом Каманиным, командовавшим штурмовым авиакорпусом на 2-м Украинском, а в 1960-м, через пятнадцать лет, не раз встречаясь, мы будем обсуждать ход подготовки космонавтов и космических кораблей, что обо мне он будет вспоминать порой в своих дневниках, изданных уже после его смерти. Николай Каманин… «Им я был» в далеком 1934-м…

Стекали капли воды по каскам пехотинцев, мокли наши черкески, кубанки и башлыки, темнели, намокая, алые знамена.

Серая, с чернеющим мокрым резным, рисунком, стена ГУМа. Минин и Пожарский. Фонтан на необычном месте — на Лобном. Напротив, на другой стороне площади, темно-коричневая громада Исторического музея. У Кремлевской стены зеркально отливал гранит Мавзолея…

Без пяти минут десять. Замерла Красная плошадь, заполненная тысячами москвичей и гостей столицы. Замерли полки фронтов. На трибуну поднялись руководители партии, правительства. Вошел Сталин.

Сейчас, вот-вот сейчас стрелка часов на Спасской башне, чуть дрогнув, коснется долгожданного мгновения истории. Десять!

По площади разнеслось: «Парад, смирно!» И тут же из Спасских ворот на красивом белом коне показался маршал Жуков. Грянули торжественные звуки «Славься» Глинки. И — тишина. Навстречу Жукову на вороном коне — Рокоссовский.

— Товарищ Маршал Советского Союза! Войска действующей армии, Военно-морского флота и московского гарнизона для парада построены!

Два кавалериста — Жуков и Рокоссовский. Война была во многом войной техники, войной моторов, но не только. Воевали и кавалерийские корпуса. Славные доваторовцы, беловцы, плиевцы, соколовцы. И пусть, въезжая на Красную площадь на конях, Жуков и Рокоссовский соблюдали лишь традиции, мы, стоящие в строю казаков-кубанцев в шеренгах 2-го Украинского фронта, относили это на свой счет. Хорошо. Очень хорошо, что не на танках, а на конях. Замечательная традиция.

Начался объезд войск. В ответ на поздравления по площади раскатывалось «Здравия желаем, товарищ маршал»! и могучее «Ура-а-а-а!».

Объехав войска, Жуков поднялся на трибуну Мавзолея, подошел к микрофону:

— Победу над германским фашизмом мы завоевали ценой тяжелых жертв. В жестоких битвах с врагом пало смертью храбрых много наших боевых друзей — лучших сынов и дочерей нашего народа, сегодня, в день великого торжества, почтим их память и произнесем: «Вечная слава героям, павшим в боях за нашу Советскую Родину!»

Здравицей в честь народа-победителя и славных воинов его Вооруженных сил маршал закончил речь. И тут же — Гимн и мощные залпы артиллерийских орудий. Много залпов. Потом узнали, их было пятьдесят.

В 10 часов 25 минут по площади разнеслось: «К церемониальному маршу…» И двинулись полки фронтов Великой Отечественной.

Проводив последний сводный батальон, замолк тыся-четрубный оркестр. Резкая дробь восьмидесяти барабанов, и две сотни воинов бросают фашистские знамена на землю к подножию Мавзолея.

И только сейчас наступило освобождение от военного гнета, всего того тяжелого и мрачного, чего было в избытке за эти годы. Думаю, не только я тот момент, под барабанную дробь, всем своим существом, всем сердцем понял: кончилось, вот теперь кончилось…

После Парада Победы мой друг Ефим Аронов вернулся в полк, который в начале июля был выведен из Чехословакии, из-под Праги, и разместился в городе Ровно. Место дислокации было выбрано не случайно. Наша дивизия носила наименование Ровенская.

5 июля в Ровно состоялся парад, и впереди всех на коне, в сопровождении двух ассистентов, с гвардейским знаменем в руках на праздничную площадь въехал Ефим Аронов. Честь для фельдшера, прямо скажем, немалая. Уверен, что не так много медработников удостаивались такого.

Моя же судьба сложилась следующим образом.

— Решением командования вы остаетесь для продолжения службы в распоряжении Московского военного округа. Согласны?

Последнее слово фразы, произнесенное офицером в управлении, куда я явился после месячного отпуска, полученного после парада, привело меня в состояние полушоковое. Пять лет в армии, война. И вдруг возможность продлить службу здесь, рядом с родными, близкими… Да мог ли быть ответ иным, кроме «Конечно!».

— Так вот, зайдите в комнату, — и он назвал какой-то номер, — там получите назначение.

— А куда? В какой должности?

— Там вам все объяснят.

— А объяснили мне то, что я, как имевший уже опыт в подготовке парадных частей, назначаюсь опять в «парадное войско» — части, собранные для подготовки военного парада 7 ноября 1945 года.

— А какие это части? — рискнул я задать вопрос, хотя и понял, что здесь не любят на вопросы отвечать, а больше задавать.

— Вы служили в коннице, в КМГ, там ведь кроме лошадей и танки были? В седле поерзали? Ну и достаточно. Теперь пересядете на танк или в танк, как больше понравится.

Так я почти на год стал танкистом и на боевой «тридцатьчетверке» с башенным номером «13» 7 ноября в парадном строю проехал по Красной площади.

А весной 1946 года случилась беда. Стали отказывать ноги, словно не мышцы в них, а вата. Поликлиника. Медкомиссия. Как сейчас помню профессора Вилькомирского, невропатолога, и его возбужденный возглас:

— Няня! Зовите всех сюда! Нет, вы только посмотрите на этого молодого человека! Он еще не только ходит, он еще служит в армии! Нет, вы понимаете, с чем можно сравнить ранение этого товарища? Вы понимаете? Нет, вы не понимаете. Это же все равно что через клубок ниток проткнуть иголку, не порвав ни одной нитки! Няня! Так все пришли или нет?

Вот так, совершенно неожиданно, я стал интересным медэкспонатом, на котором впору было прикрепить этикетку: «Счастливчик войны» и ниже текст с заключением медицинской комиссии: «К службе в органах не годен. Годен для работы в гражданских учреждениях при пониженном рабочем дне без тяжелой физической и умственной нагрузки». Эту фразу я запомнил на всю жизнь.