Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Но именно в третьем очерке книги, рассказывающем о влюбленности, слова Стивенсона поистине врезались Муре в сердце, обращенные к глубинным струнам ее души:

Состояние влюбленности – это единственное нелогичное приключение, то единственное, что мы склонны считать сверхъестественным в нашем банальном и рациональном мире. Эффект несоразмерен причине. Двое людей – возможно, ни один из них не очень дружелюбный или красивый – встречаются, немного общаются и немного смотрят друг другу в глаза… И они немедленно впадают в то состояние, в котором другой человек становится для нас истинным смыслом и центром мироздания и с улыбкой опровергает наши сложные теории… и любовь к самой жизни преобразуется в желание остаться в том же мире, в котором живет это столь драгоценное и желанное для нас создание. И все их знакомые смотрят на них в ступоре и спрашивают друг друга почти сердито, что такой-то мог найти в этой женщине или такая-то – в этом мужчине? Уверяю вас, господа, объяснить это невозможно[401].

И Мура не могла объяснить, как любовь сумела столь неожиданно охватить ее, изменить и заставить действовать против внутреннего эгоизма. «Тот факт, что ты далеко, – писала она Локарту, – причиняет такую острую боль, что она почти невыносима, а теории о мужестве и благоразумии рассыпаются в прах»[402].

Ее сердце затрепетало от страха при горестном зрелище крови Кроуми в призрачной атмосфере старого посольства. В каждой его комнате царил беспорядок; все ценное было разграблено красногвардейцами, а остальное – перевернуто вверх дном чекистами в поисках доказательств. В бальном зале Мура нашла груды поврежденной мебели и ящиков для курьерской почты, замки на которых были взломаны и сейф – тоже взломанный. «Какое печальное зрелище, – написала она. – Даже для моего наполовину английского сердца этого было уже слишком и подняло во мне бурю негодования». Она нашла письма Кроуми и ушла. «Мое сердце упало… весь мой мир вмещает лишь тебя одного, а все остальные утратили для меня какое-либо значение»[403].

Все, что она могла сделать, – это стараться приблизить их воссоединение. Оно должно состояться в Стокгольме, и для этого потребуется масса разрешений, пропусков, виз, документов и денег. Призвав на помощь все свое обаяние, Мура получила разрешение ездить из Петрограда в Москву и обратно и начала обрабатывать дипломатов всех нейтральных государств и министров советского правительства. Она пришла к Якову Петерсу, возлагая надежды на его влияние и способность оградить ее от возможного ареста: ее беспокоило, что в Петроградской ЧК (которую теперь возглавила женщина – это и волновало Муру) могут возникнуть в отношении ее подозрения и будет принято решение схватить ее. Она только-только узнала, что эстонский чиновник, который помог ей пересечь границу в июле, был арестован немцами[404]. Такие новости заставили ее нервничать.

О ней ходили и более банальные слухи. Все от Москвы и Петрограда до Лондона знали о ее любовной связи с Локартом, и «напыщенные» родственники ее мужа стали «воротить от нее носы». Ее подруге Мириам родители не разрешали появляться на людях с Мурой. «Мне абсолютно все равно, – писала она Локарту. – Это же прекратится через некоторое время»[405].

Ее гораздо больше беспокоило то, что он может услышать о ней нехорошие слухи от людей, с которыми встретится по дороге домой через Финляндию и Швецию. Ужасный злобный Торнхилл, который находился с английским корпусом в Архангельске, снова был за границей вместе со своей необъяснимой обидой на нее. Теперь, когда Локарт стал для нее недосягаем, ее страшило, что может случиться нечто, способное ослабить его любовь к ней. «Я бы пулей полетела в Стокгольм на неделю и вернулась бы, – писала она, – а то эти сплетни липнут ко мне, как мухи на липучку, – и все с обеих сторон наверняка назовут меня шпионкой»[406].

Муре было больно, что Локарт не прислал ей весточки о себе. Проходили недели и месяцы – а от него ни слова. Она прекрасно знала, что их письма могли попасть в Россию и покинуть ее лишь тогда, когда их взялся бы провезти дружески относящийся к ним дипломат, но длительное молчание ранило и беспокоило ее.

Путешествие Локарта на родину было долгим и удручающим. Он был в компании своих уцелевших товарищей – Джорджа Хилла (который избежал ареста и снова объявился под своим именем), Лингнера, Тэмплина и, разумеется, Хики и его жены Любы. Они разговаривали о пережитом, стараясь разобраться в нем.

Обвинения посыпались на них, как только они выбрались из России. Их соотечественники-беженцы обвинили Локарта в своем ужасном положении, высказав упреки ему в лицо. Это было лишь начало той враждебности, с которой он столкнется, прибыв на родину.

В Швеции Локарт заболел испанкой, эпидемия которой убивала людей со скоростью, соперничавшей с гибелью людей на войне. Он пережил эпидемию точно так же, как выжил в столкновении с эпидемией большевизма, и приехал в Англию через Абердин 19 октября. На вокзале Кингс-Кросс его окружили репортеры еще до того, как он успел сойти с поезда: они пробрались к нему в купе и взволнованно задавали вопросы, требуя показать им револьвер, из которого он стрелял в Ленина[407].

Локарта больше беспокоили вопросы, которые ему будут задавать жена и семья. О его романе с Мурой было известно в министерстве иностранных дел, и его враги не пожалеют усилий для более широкого распространения этой информации. Однако сильнее всего он боялся свою грозную бабушку-шотландку, которая была более эффективным следователем, чем любой чекист. Она неизбежно сурово отчитает его, «сопровождая упреки яркими библейскими метафорами на тему неизбежных последствий потакания плоти»[408]. Его тревога носила житейский характер: он оказывался в зависимости от финансовой поддержки этой старушки, если ему не удастся получить новую должность от министерства иностранных дел.

А это казалось вероятным исходом: его заигрывания с большевиками, тайное соглашение с Ллойд Джорджем за спиной Бальфура и нечестные дела с агентами разведки сделали его весьма непопулярным в министерстве иностранных дел.

Ожидая, как все обернется для его карьеры, Локарт оправился от последствий своего тяжкого испытания и болезни. Он сделал все необходимое, чтобы залатать отношения с Джин, и провел некоторое время в Бексхиллон-Си и Эксмуте, где ловил рыбу и играл в гольф. Он написал длинный подробный отчет о России и большевизме, в котором давал рекомендации Великобритании: если она собирается продолжать интервенцию, то должна делать это с помощью контингента соответствующей численности. Война с Германией теперь закончилась, и необходимые войска были в ее распоряжении. Он предлагал, чтобы два воинских контингента по пятьдесят тысяч солдат в каждом совершили вторжение один – по Черному морю, другой – через Сибирь. Его отчет был хорошо принят в министерстве иностранных дел (что бы они ни думали о его дипломатии, к знаниям и информации Локарта нельзя было придраться), но его предложение было отвергнуто.