Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки - Рут Кокер Беркс
Дома, сидя на диване, Билли со слезами на глазах прижимался ко мне. Я могла лишь пообещать, что всегда буду рядом, что бы ни случилось. Оказавшись в машине, мы сразу же начали вести себя так, словно вместе едем обедать, – включился защитный механизм, который должен был помочь нам вытерпеть все испытания. Всю дорогу до Литл-Рока мы болтали, судорожно выдумывая темы, лишь бы заполнить тишину, и обсуждая дрэг-квин и их номера. Когда мы подъезжали к больнице, я подробно рассказала Билли о том, что его ждет на приеме у врача и что правильно поставленный диагноз поможет ему получить необходимое лечение. Я заверила Билли, что прочла почти всю литературу по теме и что прямо сейчас ученые разрабатывают лекарство, которое, возможно, сможет полностью исцелять больных. Кто-то, о ком мы никогда не узнаем, пытается спасти нас всех.
В кабинет вошел доктор Райн со всегдашним презрительным выражением на лице. Как только он начал говорить, я его перебила:
– Не могли бы вы объяснять помедленнее и чуть более подробно?
– Но вы же со всем этим сталкиваетесь не в первый раз, – сказал он, начиная выходить из себя. – Разве нет?
Разве нет?
– Да, сталкивалась, но вам нужно растолковать все это Билли. Он ваш пациент.
Я очень старалась быть дружелюбной и приветливой, но терпеть не могла, когда врачи начинали делать вид, будто пациента на приеме нет. А доктор Райн терпеть не мог, что я все привожу и привожу ему больных.
Мы ехали обратно в Хот-Спрингс по длинному четырехполосному шоссе. По дороге нам должна была попасться на глаза вывеска, которую я помню, сколько живу: «ПРИГОТОВЬСЯ К ВСТРЕЧЕ С БОГОМ». Я нажала на газ, чтобы проскочить побыстрее. Билли молча сидел на пассажирском кресле и смотрел в окно. Сколько раз я оказывалась в подобной ситуации – пыталась помочь людям, которым несколько минут назад сказали, что они умрут? Это повторялось снова и снова, и всякий раз я совершенно не знала, как быть.
Мы проехали мимо огромного билборда с рекламой прогулок на слонах, популярного туристического развлечения. Билли вдруг закрыл свое прекрасное лицо руками. – Всегда хотел прокатиться на слоне, – сказал он.
Я кивнула, сжав губы, и посмотрела в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что поблизости нет полицейских.
– Что ж, Билли, – сказала я.
Я резко повернула руль влево, развернув машину на сто восемьдесят градусов. Билли вскрикнул то ли от неожиданности, то ли от восхищения. Мы с грохотом заехали на парковку. На табличке было сказано, что прогулка на слоне стоит пять долларов, а у нас почти не было денег. Я стала выуживать из пепельницы монеты по одному центу, надеясь найти четвертаки. Когда у нас набралось пять долларов, Билли выпрыгнул из машины и с торжествующими криками помчался к слону, а я побежала следом. Нас заметил мужчина, ухаживающий за слонами. Бог знает, о чем он тогда подумал.
Я протянула мужчине нашу кучку мелочи. На слона можно было садиться по двое, и Билли протянул мне руку.
– Поехали, – сказал он.
– Поехали, – ответила я.
С утра я надела модную юбку-брюки и туфли на высоком каблуке, рассчитывая, что мой наряд заставит доктора Райна воспринимать меня всерьез. Забираясь на слона, я представляла собой то еще зрелище! Но Билли так радовался, что времени на раздумья не было. Он будто бы вбегал в дверь, которая вот-вот захлопнется.
Билли сидел передо мной и, когда слон сдвинулся с места, взял меня за руку и широко улыбнулся.
– С этого момента, Билли, делай все, что тебе хочется, – сказала я. – Захочешь покататься на слоне – мы вместе заберемся ему на спину.
Наш сопровождающий достал «Полароид».
– Скажите: «Дамбо!»
– Дамбо! – хором крикнули мы с Билли, улыбаясь во весь рот.
И вот мы снова в машине. Реальность быстро привела нас в чувство. Вскоре мне пришлось открыть окно: мы оба были так напряжены, что в машине стало нечем дышать.
– Билли, – спросила я, – о чем задумался?
– Думаю, что хочу отдать тебе свое красное платье от Виктора Косты.
Я знала, о каком платье идет речь. Оно чем-то походило на платье, которое в «Унесенных ветром» Ретт заставляет надеть Скарлетт, чтобы все знали, что она наделала. «Сегодня никаких скромных, приличествующих замужней даме серо-сиреневых тонов», – произносит Ретт. Да, это было именно такое платье.
– Билли, это очень мило, – ответила я. – Но скажи мне правду. Ты хочешь отдать мне твое красное платье от Виктора Косты потому, что правда хочешь мне его отдать, или потому, что не хочешь, чтобы оно попалось на глаза твоей матери, когда она приедет разбирать твои вещи?
– Потому, что я правда хочу его тебе отдать.
– Что ж, – сказала я, – не думаю, что смогу принять такой подарок.
– Почему? – спросил Билли.
– Думаю, у меня кишка тонка его носить.
Мы рассмеялись. У нас не было выбора.
Когда мы подъехали к дому, Билли задержался на пороге, обхватив дверную ручку. Он глубоко вздохнул, словно актер, готовящийся выйти на сцену. Внутри его ждал Пол, а вместе с ним, казалось, и все посетители бара. В «Нашем доме» Билли знали все, и он был первым из завсегдатаев бара, кто рассказал окружающим о своем диагнозе.
У Билли в крови было так мало Т-лейкоцитов, что ему было опасно продолжать работать в торговом центре, куда приходят сотни людей со своими микробами. Мы сошлись на том, что ему придется подать начальству заявление об увольнении. Я пошла в магазин вместе с Билли: он хотел рассказать руководству о причине такого решения, и я была ему очень благодарна: как можно больше людей должны понимать, что в Хот-Спрингсе есть случаи заражения ВИЧ. Билли рассказал обо всем управляющей. Она расплакалась, и он тоже. Все работники магазина очень любили Билли. И у них не было той надежды, что была у меня, – ведь иначе я бы не смогла двигаться дальше. Коллегам Билли этот диагноз виделся как смертный приговор.
Мы вышли из магазина, взявшись за руки и опустив глаза в однотонный пол. Мягкое покрытие заглушало звуки наших шагов, так что ничто не отвлекало нас от мыслей. Билли так сильно сжимал мою левую руку, что у меня побелела кожа. Вдруг он остановился, и я почувствовала, как что-то тянет меня назад. Обернувшись, я увидела, что Билли рухнул на пол… Я обняла его трясущееся тело.
Из Билли вырвались рыдания, резкие и громкие, которые он сдерживал очень долго. На нас смотрели. Одна женщина делала это так пристально, что я не выдержала и обратилась к ней так, как заговорила бы с собакой или ребенком:
– Идите свой дорогой. Уходите.
Билли меня не слышал; он был в совершенно ином пространственно-временном измерении. Он оказался в ловушке настоящего, но детали прошлого были еще так свежи, что, если бы ему выдалась передышка, он бы непременно вернулся назад.
Билли трясло, как трясет больных на последней стадии пневмонии: его колотил внутренний озноб, от которого не помогли бы ни одеяла, ни объятия. Но я не могла его отпустить. Я не могла расцепить руки, пока он сам того не захочет. Пусть даже ему нужно будет провести рядом со мной целую вечность.
Я старалась уцепиться за то, что могла сделать здесь и сейчас. Я не могла ждать, пока Билли выпишут рецепт на лекарство, и выдавала ему необходимые дозы азидотимидина из кухонного шкафа. Я заверила Пола, что помогу им получить социальное жилье, чтобы, по крайней мере, Билли не приходилось платить за аренду. К тому же я собиралась выбить для Билли пособие по инвалидности.
– Я все устрою в этом месяце, – сказала я и сдержала слово.
Пол не привык принимать помощь. Он так долго не принадлежал ни к одной категории людей, что думал, будто всю жизнь будет справляться своими силами. Ему хотелось как-то меня отблагодарить, но я не представляла, как это можно сделать.
– А что, если я помогу тебе навести дома идеальный порядок? –
