Лада Исупова - Мастер-класс

Мы сделали еще несколько попыток узнать, откуда у него такие сведения, но результата не добились.

Шутки в сторону, а я пошла обратно в Интернет, внимательно прослушала гимн Финляндии и финном себя не почувствовала. Это насторожило. Я понимаю, что все оценки субъективны, но чтобы два совершенно разных человека на противоположных концах земли говорили одними и теми же словами, почти слово в слово?.. Что-то не то с этим «гимном Финляндии». И я пошла с другого боку – набрала в поисковике «Сибелиус гимн Финляндии», и обнаружилась совсем другая история: гимнов у Финляндии два – «национальный» и «официальный», исполняемый во время официальных церемоний. У Сибелиуса есть симфоническая поэма «Финляндия», заключительная часть которой известна как «Гимн Финляндии»: когда в финале, после мрачных первых частей поэмы, после безнадежности, появляется эта светлая тема любви и нежности к своей измученной земле, она действительно производит необыкновенное впечатление. Правда, на Олимпиадах исполняют только государственные гимны, но, оказывается, однажды было сделано исключение…

А теперь возвращаемся на исходные позиции – подготовка к концерту только началась, а я уже:

– провела исследование по истории Финляндии,

– гимнам Финляндии,

– почувствовала разницу между hymn и anthem,

– могу насвистеть «Гимн Финляндии» (кстати, отмены закона на наказание за насвистывание этого гимна не было),

– могу по первым строчкам текста отличить версии гимнов.

И главное – если бы не разговор с папой, то развитие событий могло бы быть таким: нашла бы я ноты официального гимна, принесла и заиграла бы на уроке, а педагог меня недоуменно остановила бы:

– Что за фигню вы играете, уважаемая?

– Как фигню? Это то, что вы, собственно, заказывали – гимн Финляндии.

Всё как всегда – холера идет по плану – мы начинаем готовиться к отчетнику.

Мистер Икс, или Понедельник день тяжелый

Однажды у меня в расписании на грядущий семестр значилось два урока в неделю. И всё.

От одного педагога я сама ушла, другой, на которого приходилась моя основная нагрузка, уехал, на его место пришел кто-то новый. Обычно педагоги пишут заявки на пианистов, которых они хотят, но новенький меня в глаза не видел, а значит, хотеть не мог, и, ко всему прочему, на факультет взяли еще одного концертмейстера, и передо мной робко замаячила перспектива увольнения.

Эвелин, которую взяли, я представляла в общих чертах – когда-то мы недолго работали вместе в балетной школе. Потом она уволилась, я спросила – почему? Ответ навсегда врезался в мою память: «Я работаю концертмейстером уже пять лет и достигла вершины мастерства, поэтому мне здесь скучно. Хочу заняться чем-то новым». Не знаю, какими глубинными поисками она занималась эти годы, но почему-то вернулась к роялю, правда, не в школе, а в колледже. Ну ладно, сочтем это за карьерный рост.

И вдруг в первую неделю учебного года получаю от Эвелин письмо – не заменю ли я ее в понедельник? Ей куда-то надо ехать.

Не дыша, я медленно перечитала письмо. Да, она просит сыграть за нее два класса… Вот так запросто – своими руками взять и подпустить меня к новому педагогу? Какая неосторожность. Прежний босс запрещал не только давать мне часы в другом месте, но даже ставить на замены – чтобы не увели, а эта – сама! Удача снисходительно поворачивалась ко мне лицом.

Новый педагог оказалась очень приятной женщиной из Техаса. Полчаса, а то и больше она знакомилась с группой, это был первый понедельник семестра, а потом они встали к станку.

Она совсем не походила на наших подчеркнуто корректных северных дам. Ирис была открытая, эмоциональная, искренняя и при этом строгая. Наши чаще наоборот – холодноватые, но постоянно подхваливающие. К тому же она была смешливая, и не из-за хорошего настроения, а характер такой. Как вела класс – тоже понравилось. Я отыграла один урок, и наступил часовой перерыв. Ее облепили студенты, поэтому поговорить с ней не удалось, но меня это не беспокоило – впереди был еще один урок, и я в прекрасном расположении духа ушла пить кофе…

Дома я подумала, что, наверное, с новой группой опять начнется долгое знакомство, и мне придется сидеть и ждать битый час. Эх, нужно было спросить разрешения прийти попозже. В принципе, и так можно опоздать, но, немного посомневавшись, я решила пойти вовремя, все-таки педагог не мой, и я первый раз. Заранее не поднялась, а пошла впритык…

На подходе к залу удивилась: в коридоре полно студентов, захожу – еще больше, это что, вечеринка по случаю начала учебного года? В зале шумно, весело, кто ходит, кто стоит, кто переодевается на полу, радостная суматоха. Стала пробираться к роялю, глаз выхватил несколько знакомых педагогов по модерну, по джазу – да, наверное, отмечают начало учебного года. Осторожно иду, протискиваясь между телами, как вдруг кто-то сзади завопил, подскочил ко мне, схватил за локоть и чуть ли не понес с воплем: «Вот она!!! Я нашла ее! Вот она!»

Я обернулась. Это была женщина из администрации.

– Мы уже не знали, где вас искать! Уже звонили вам домой, ну слава богу, нашлась!

Не сообразив, что происходит и что лучше – извиняться или защищаться, я забубнила:

– Я не опоздала, вон же, еще две минуты до начала, а что случилось?

Но она не слушала, а, вцепившись мертвой хваткой, тащила меня сквозь толпу:

– Джентльмены, вот она! Она здесь!

Наконец, она продралась к четырем мужчинам у рояля. Трое из них были высоченные атлетичные и один обычного роста. Она стала представлять нас друг другу, со своей верхотуры они молча разглядывали меня в упор, тот, что пониже, протянул руку:

– Очень приятно, Андре, – он улыбнулся, – у меня одно время был русский концертмейстер.

Вдохнул полной грудью, да как запоет:

– Очи чиорныйаа! Очи страсныйаа!

Мужчины не шолохнулись, я громко сглотнула.

– Ну вот и хорошо, – защебетала администратор, затем захлопала в ладоши и прокричала, повернувшись в зал: – Внимание-внимание! Мы начинаем! Начинаем! Пожалуйста, приготовились!

Студенты стали подходить к станкам, расставленным по всей площади зала. «Ничего не понимаю, – думала я, – у них что, теперь два педагога? А где Ирис? Или это он основной педагог? А с ним что за бизоны? Странные они какие-то. Опа! – тоже заниматься приготовились? Это здорово! Интересно, что они будут вытворять?» Они действительно были странные, хотя все в них говорило, что они свои, из балетного мира. Издалека они напомнили вдруг полунинских мимов, такое впечатление, что у них на лицах грим, хотя я точно знала, что его не было, я же только что стояла с ними рядом. От чужих балетных обычно веет холодным, они всегда немного отстранены, в своем коконе, а от этих исходило горячее, хотя держались они тоже особняком.