Альберт Шпеер - Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Гитлер смеялся до слез над порочными взглядами своего «рабочего вождя», а Гисслеру, представлявшему эту сцену много раз, она надоела до смерти.

Гитлер энергично поддерживал не только мои проекты. Он постоянно утверждал строительство дворцов для партийных съездов в столицах немецких земель и убеждал местное руководство выступать в качестве заказчиков общественных зданий. Он любил насаждать безжалостную конкуренцию, поскольку полагал, что это единственный путь к выдающимся достижениям. Это часто раздражало меня. Гитлер не понимал, что наши возможности ограничены. Например, он пренебрег моим возражением о неминуемом нарушении сроков строительства, так как гауляйтеры используют весь наличный камень для своих зданий.

Выход из положения нашел Гиммлер. Услышав о грозящей нехватке камня и гранита, он предложил подключить к добыче заключенных, а кроме того, под руководством СС и как собственность СС построить в Заксенхаузене близ Берлина большой кирпичный завод. Поскольку Гиммлер обожал всякие технические новшества, вскоре нашелся и изобретатель, предложивший новую технологию производства кирпича. Правда, обещанной продукции мы не дождались, поскольку изобретение не оправдало возложенных на него надежд.

Еще одна инициатива Гиммлера, постоянно увлеченного несбыточными проектами, закончилась подобным же образом. Он предложил поставлять в Нюрнберг и Берлин гранитные блоки, используя труд узников концлагерей; немедленно организовал фирму с ничем не примечательным названием и отправил заключенных в карьеры. Из– за поразительного невежества прорабов-эсэсовцев блоки трескались, и эсэсовцы в конце концов были вынуждены признать, что могут поставлять лишь малую долю обещанного гранита. Остальное передали дорожно-строительной организации доктора Тодта и пустили на булыжник для мостовых. Гитлер, возлагавший на Гиммлера огромные надежды, раздражался все больше и в конце концов язвительно заявил, что СС лучше бы заняться производством шлепанцев и бумажных мешков – традиционной тюремной продукцией.

Кроме всего прочего, по просьбе Гитлера мне предстояло спроектировать площадь перед Большим дворцом. К тому же я занимался зданием министерства Геринга и Южным вокзалом. Более чем достаточно, если вспомнить еще и о проектировании комплекса для нюрнбергских партийных съездов. Но поскольку на все эти проекты отводилось десятилетие, я справился бы, передав разработку технических деталей десятку своих сотрудников. Я вполне мог контролировать работу бюро такого размера. Мое частное бюро располагалось на Линденаллее в Западном округе рядом с площадью Адольфа Гитлера, бывшей площадью Рейхсканцлера, однако с обеда до поздней ночи я, как правило, работал в официальной конторе на Паризерплац. Здесь я распределял главные заказы между теми, кого считал лучшими немецкими архитекторами. Паулю Бонатцу, спроектировавшему множество мостов, я отдал первоочередной заказ – здание главного командования военно-морскими силами, и этот грандиозный проект очень понравился Гитлеру. Герману Бестельмейеру была поручена новая городская ратуша, Вильгельму Крайсу – здание главного командования сухопутными силами, Дворец солдатской славы и музеи. Петеру Беренсу, наставнику Вальтера Гропиуса и Миса ван дер Роэ, давно работавшему на электрическую компанию АЕГ, доверили новое административное здание фирмы на большом проспекте. Последнее назначение вызвало резкие возражения Розенберга и его ближайших помощников по культуре: они пришли в ярость, узнав, что предвестнику архитектурного радикализма дозволено увековечить свое имя на «улице фюрера». Однако Гитлер, высоко ценивший построенное в Ленинграде (еще в бытность его Санкт-Петербургом) немецкое посольство, поддержал мое решение. Несколько раз я убеждал моего учителя Тессенова принять участие в конкурсах, но он не желал отказываться от своего простого провинциального «ремесленного» стиля и упрямо сопротивлялся искушению проектировать монументальные здания.

К созданию скульптур я привлекал главным образом Йозефа Торака и Арно Брекера, ученика Майоля, а в 1943 году Брекер выступил посредником в приобретении скульптуры Майоля для Груневальда.

Историки (например, Тревор-Ропер, Фест и Буллок) отмечали, что в личном общении я избегал контактов в партии. К этому могу добавить, что и партийные шишки сторонились меня, поскольку считали выскочкой, но чувства всяких рейхсляйтеров и гауляйтеров меня не интересовали, ведь сам Гитлер всецело доверял мне. Кроме Карла Ханке, «открывшего» меня, я ни с кем не приятельствовал, ни один из партийных функционеров не бывал в моем доме. Я подружился с художниками, которым давал заказы, и их друзьями. В Берлине, когда удавалось выкроить время для дружеского общения, я проводил часы досуга с Арно Брекером и Вильгельмом Крайсом, часто виделся с пианистом Вильгельмом Кемпфом. В Мюнхене моими друзьями стали Йозеф Торак и художник Герман Каспар, которого вечерами очень редко удавалось удержать от громкого провозглашения монархических пристрастий.

Я также сохранил близкие отношения со своим первым клиентом, доктором Робертом Франком, для которого перестраивал особняк в 1933 году, еще до того, как стал работать на Гитлера и Геббельса. Особняк Франка располагался километрах в 130 от Берлина, и я часто проводил там с семьей субботы и воскресенья. До 1933 года Франк был генеральным директором прусских электростанций, но после прихода к власти нацистов был смещен со своего поста и с тех пор жил уединенно. От случавшихся время от времени нападок со стороны партии его защищала дружба со мной. В 1945 году я доверил ему свою семью – здесь, в Шлезвиге, они находились так далеко от эпицентра катастрофы, насколько это было возможно.

Вскоре после моего назначения мне удалось убедить Гитлера в том, что самые достойные члены партии давно занимают руководящие посты и для выполнения стоявших передо мной задач остались лишь партийцы второго звена. Тогда он позволил мне выбирать помощников по собственному усмотрению. Постепенно распространились слухи о том, что мое бюро – надежное убежище для тех, кто не вступил в нацистскую партию, и ко мне хлынул поток архитекторов.

Как-то один из моих сотрудников попросил у меня рекомендацию для вступления в партию. Мой ответ тут же разлетелся по всей Генеральной инспекции: «Зачем? Нам всем достаточно того, что я состою в партии». Мы очень серьезно относились к строительным планам Гитлера, но не испытывали особого благоговения перед гитлеровским рейхом.

Я также уклонялся от посещения партийных собраний, был мало с кем знаком даже в берлинских партийных кругах и пренебрегал партийными поручениями, хотя мог бы при желании добиться влияния в партии. Руководство отделом «Эстетика труда» я передал постоянному заместителю из-за хронической нехватки времени, но оправдал отсутствие у себя партийного энтузиазма абсолютной неспособностью к произнесению публичных речей.