Алексей Медведев - Разговор с молодым другом

У себя в секции мы продолжили разговор, начатый на митинге. Каждый стал прикидывать, что он может добиться в самое ближайшее время.

— Ты, Алексей, — говорили мы легковесу Доронину, — можешь уже через месяц, если будешь серьезно работать, побить рекорд общества в жиме двумя руками.

— А ты, Сергеи, — подсказывали Шелешневу, — должен первый разряд выполнить. Обязательно.

— Плохо у меня с рывком, — возражал он, — вот и приходится на месте топтаться.

— Ничего, поможем. Сообща давай разберемся, в чем дело.

Когда «производственное совещание» подходило к концу, Сергей Шелешнев сказал:

— Ребята, а ведь главное требование постановления — борьба за массовость. Вот я и предлагаю: давайте у себя в институте, на заводе, в учреждении организуем секции штангистов и возьмем на себя роль общественных тренеров.

Мы горячо поддержали это предложение. А уже на следующей неделе докладывали друг другу:

— В авиационном институте пятьдесят новичков пришло в секцию…

— На «Серпе и молоте» — сорок два…

— А у меня в ресторане, — смутился Кирилл Лепехин, — только пять человек.

— Хорошо, Кирюша, — уверяли мы его.

На своем заводе мне тоже удалось создать небольшую секцию, в которую вошли тридцать энтузиастов. Через год она удвоилась. В секции выросли чемпион Москвы перворазрядник Николай Малышев, перворазрядник Борис Шумихин, несколько спортсменов второго разряда.

Постановление Центрального Комитета заставило и меня пересмотреть свои планы. Вместе с тренером мы обсудили режим тренировок, решили повысить нагрузки.

Незадолго до выхода постановления осенью 1948 года в Москве проводились большие соревнования штангистов общества профсоюзов. Принял в них участие и я. Втайне надеялся выполнить норму мастера спорта.

Моим соперником среди тяжеловесов был мой тренер Александр Михайлович Базурин. В жиме после двух подходов мы получили одинаковый результат.

Третью попытку Александр Михайлович использовал неудачно. Начал готовиться к выходу и я. И когда натирал руки магнезией, услышал за спиной знакомый голос Александра Михайловича:

— Когда штангу на грудь берешь, слишком широко локти расставляешь. Жать не спеши, передохни немного в этом положении, сосредоточься…

Совет помог: мне удалось поднять очередной вес. Встретившись в коридоре с Александром Михайловичем, я поблагодарил его.

— Вот еще, — отмахнулся он. — Нашел, за что спасибо говорить. Все мы должны помогать друг другу. — И, улыбнувшись, добавил: — Ладно, иди готовься. Хоть и ученик ты мне, а легко не уступлю.

И действительно, не уступил, занял первое место. Я вышел на второе. И все-таки это была для меня победа. Набранная мною в трех движениях сумма 367,5 килограмма давала право на присвоение звания мастера спорта. Узнав об этом, я бросился к Александру Михайловичу, обнял и расцеловал его. За кулисами меня встретили и тепло поздравили старшие товарищи — Григорий Новак, Иван Любавин. Потом меня снова вызвали на арену и попросили сказать несколько слов зрителям. С волнением подошел я к микрофону и сказал, что постараюсь всегда высоко держать звание мастера спорта.

Для того чтобы сдержать слово, необходимо было тренироваться еще напряженнее. Я увеличил до часу утреннюю зарядку, на работу ходил только пешком, начал играть в волейбол. А в секции по-прежнему отрабатывал технику, наращивал силу.

Однажды после одной из тренировок Александр Михайлович собрал нас и сказал:

— Завтра часам к шести собирайтесь все сюда. Только оденьтесь получше… как на свадьбу, — лукаво подмигнул он нам.

— Это зачем же? — недоуменно спрашивали мы его.

— Увидите. Это секрет.

Секрет оказался приятным. Александр Михайлов купил для всей нашей группы билеты в Большой театр. Взволнованные и счастливые отправились мы в театр: многие из нас шли сюда впервые. Шел балет П. И. Чайковского «Лебединое озеро». Подняли занавес. И, как ночь рождает сны, так и эти звуки вызвали у меня явления, похожие на сны. Не отрываясь, как зачарованные смотрели мы на сцену, слушали прекрасную музыку.

— Чудесно! — вымолвил кто-то из нас, когда мы вышли на ночную площадь. — Просто замечательно.

— Да, — согласился Базурин. — Это действительно прекрасно. Надо чаще ходить в театр, на концерты, в музеи, побольше читать книг. Правильно я говорю?

— Конечно, — поддержали ребята.

С тех пор мы часто отправлялись вместе в музеи, кино, театры, обсуждали прочитанные книги, спорили. Все это еще более сближало нас.

В январе 1949 года в Москве проходили соревнования сильнейших штангистов страны. В тяжелой весовой категории неоднократный чемпион и рекордсмен СССР, заслуженный мастер спорта Яков Григорьевич Куценко не участвовал, и основным претендентом на победу по праву считался Александр Михайлович Базурин. Снова, как и на предыдущих состязаниях, я был в качестве одного из основных его соперников. Впрочем, тогда это считал только разве сам учитель. Для остальной публики я был всего лишь способным новичком, не более.

И вот мы один за другим вызываемся на помост. Первым по жребию пришлось выступить мне. Начал жим со 105 килограммов и легко взял вес. Следующий подход должен быть 110 килограммов. Александр Михайлович только с этого начинает, и судьи единогласно засчитывают ему попытку.

— На штанге сто десять килограммов, — слышу, словно издалека, голос судьи-информатора.

В нерешительности прохаживаюсь по раздевалке. Следующий вес 115 килограммов. Прикидываю: «Базурин сто пятнадцать возьмет легко. Значит, если остановлюсь на ста десяти — далеко вперед отпущу его. Что же делать?» И в это время я почувствовал, как кто-то спокойно тронул меня за плечо. Оглядываюсь. Встречаюсь со взглядом добрых, веселых глаз Александра Михайловича:

— Пропускай, Алексей. Риск благородное дело, — спокойно советует он мне.

— Что ж, пожалуй, пропущу, — соглашаюсь я. В результате в жиме я взял 115 килограммов, проиграв учителю всего лишь 5 килограммов. Это было моим личным рекордом.

— Молодец, — подбадривал меня Александр Михайлович.

Сколько же благородства и выдержки, сколько настоящей спортивной честности было в этом человеке! В минуты самой напряженной борьбы, жестокой и так много значившей для Александра Михайловича, он находил в себе силы давать советы, помогать сопернику, подбадривать его.

В ту минуту мне вдруг захотелось отказаться от продолжения поединка, не оказывать конкуренции учителю. Но я тут же прогнал эту мысль. «Если бы Александр Михайлович узнал про это, — говорил я самому себе, — он бы первый осудил. Разве ж этого ему нужно от меня?»