Станислав Хабаров - С высоты птичьего полета

Слушаю. Совместный проект называют дальше «новым приключением». Французы вообще падки на приключения, во все концы света толкает их любознательность и исследовательский зуд: в глубины Атлантики, в трюмы лайнера «Титаника», в бразильскую сельву на дирижабле, с которого они спускаются в недоступные места. И вот теперь «приключение в космосе», новая афера, потому что по-французски дело и афера – одно и то же слово.

«Ай-яй-яй», – я вспоминаю, что пропустил телепатический сеанс. С запозданием в четверть часа посылаю условленную телепатограмму. Верю ли в мысленные контакты? И да, и нет. Всю жизнь живешь в ожидании хоть какого-нибудь чуда, но в нашей жизни чудес не бывает.

В перерыве кофе и соки прямо в вестибюле КНЕСа. Мимо идут неторопящиеся сотрудники. Прошел, улыбнувшись, академик Лионс, математик, недавно избранный президентом КНЕСа.

Расходимся по комнатам. Кто-то сказал: в такую жару в костюмах и галстуках в Париже – русские или американцы. И верно, мы в костюмах, а французы в кофтах и курточках. Разговор продолжается в большой комнате, уставленной голыми «лабораторными» столами. Основными «забойщиками» с французской стороны выступают Лабарт и Мамод. Выражаясь языком проектной документации, они подобны по габаритам – невысокие, крепкие, спортивноустойчивые. Мы узнаем позже, что Лабарт и вправду спортсмен. Левый крайний и президент футбольного местного клуба.

Темноволосый и темнокожий, с курчавой бородой, Мамод – выходец из Мадагаскара. С живыми, яркими, искрящимися глазами, с энергией, скрытно присутствующей, он отличается от Лабарта. Тот дипломат. По происхождению из Прованса, по месту рождения – парижанин, он сдержан, приветлив, не унывает; готовый высмеять всё, в работе он весь внимание, хотя ирония постоянно присутствует в уголках его глаз и губ. Одет он извечно в излюбленные кофточки, и хотя рубашки – разные, на них обязательно присутствует крокодил. На синей курточке серый крокодил с поджатым хвостом и широко разинутой алой пастью, на серой кофточке и на рубашках – зелёные. Торговый знак престижной фирмы «Лакоста» присутствует у Лабарта на всём.

Потом шутили, что Лабартом скуплены все крокодилы Старого света, называли его повелителем крокодилов. Но все это будет потом. Пока же Лабарт и Мамод поступают на редкость одинаково – достав большие тетради в клетку, они начинают вписывать в них буквально всё с видом прилежных учеников. Любой вопрос заносится сначала в тетрадь аккуратным почерком. И как не шутили мы, называя тетради «талмудами», полным собранием сочинений, интересуясь: «а это который том?», как не спешили порой, ими в этих тетрадях каллиграфически фиксировался каждый вопрос.

В сеансах связи с космической станцией бывают моменты, когда все, что не говорится, сопровождается эхом, и это мешает с непривычки. В разговоре через переводчика получается нечто похожее. Не всегда веришь, что тебя поймут, и тянет на повторы. Хуже, если по ходу дела переводчик редактирует тебя. Иногда он ценит в себе специалиста и пробует разобраться и этим тормозит разговор.

Вначале бывало и так. Мы буксовали на ровном месте. Читался согласованный текст, но предлагались варианты. На русском и французском убедительней свои выражения, буквальный перевод порой настораживает, а отступления от текста могут вызвать разночтения. На первых порах поиски выражений отнимали немало времени. Его-то как раз хронически не хватало во время коротких встреч. Но это прошло, появилось доверие, вызволяющее из словесных ухабов.

Обсуждается французская КГК, космическая крупногабаритная конструкция. Последнее время подобные сооружения занимают умы космических конструкторов. Каково их предназначение? Различное. Они способны стать основой будущих станций – силовой конструкцией, каркасом крупных рефлекторов и антенн, платформой средств военного базирования, словом, нести и добро, и зло.

По первоначальному замыслу французская конструкция – каркас космической антенны. Она из легких углепластиковых стержней, сначала компактно уложенных в метровую вязанку и раскрывающуюся в открытом космосе на внешней оболочке станции. Для этого космонавты в скафандрах должны вынести её и установить. По сигналу из станции она раскроется. А датчики и телекамеры, установленные вблизи её, проведут необходимые измерения. Затем конструкция отделится и удалится от станции.

Эксперимент с выходом в открытый космос французского космонавта звучит по-русски чудно: Ева – Extra Veniculaire Activity, что в переводе с английского означает – внекорабельная деятельность. Документация, обучение и переговоры в полете будут вестись на русском и потому уместней русские названия, которые трудно было бы спутать в радиопереговорах в полёте.

Я предлагаю название «ЭРА» – элемент раскрывающейся антенны. Звучит несколько самонадеянно. По-французски произношение похожее – эр. Французы соглашаются, в их устах русское название звучит на французский манер – «ЭРА'».

Позже они попросят нас называть их конструкцию не антенной, а просто раскрывающейся конструкцией, вкладывая в это выражение пока непонятный нам смысл. Но это будет потом, а пока… мы обсуждаем технические проблемы механического сочленения со станцией – куда и на что, например, установить антенну? Разве что на внешние поручни станции, обеспечив необходимый механический интерфейс. Обсуждаем и электрический интерфейс – контакт. А в голове еще один, необходимейший – психологический интерфейс, который пока только нащупывается и без которого, наверняка, у нас ничего не получится.

Нам нужно учиться работать вместе, наладить деловой контакт. Слово «деловой», правда, сегодня звучит иронически. «Деловой» – человек-функционер, олицетворяющий корыстную практичность. Но ведь и этой работой преследуются корыстные цели. Чего бы хотели от нас французы? Не только выполнить определенный эксперимент, но и приобрести опыт оценки медицинского состояния космонавтов и навыки их работы, в том числе и при выходе в открытый космос.

Чего хотели бы мы? Мы уже раскрывали подобные конструкции, но работа с французской стороной для нас опыт международного сотрудничества в создании КГК. Такие проекты состоят из множества конкретных шагов, и на каждом из них возможны свои остроумные решения. Многие передовые технические идеи обязаны гению французской земли, но еще важнее контакт двух стран на пути мирного освоения космоса, который пойдет через нас – технических представителей. И хорошо, что в разговоре чаще звучат русское «идёт» и «годится» или французские «са ва» и «дакор».

Парижское золотое кольцо

– Походите вокруг КНЕСа. Любопытное место, – посоветовал нам заместитель директора тулузского отделения КНЕСа Жак Бретон.