Вадим Бурлак - Русский Париж

Научной и литературной работе Василия Кирилловича нередко мешали заказы влиятельных особ на сочинение од и торжественных речей. Как жаловались другие русские поэты XVIII века, подобные творения приходилось «насыщать самой низменной лестью».

Трудна доля сочинителя незнатного рода. Хоть и поощряли Тредиаковского и сама императрица, и ее приближенные, но унижения от них ему приходилось испытывать постоянно. Об этом сохранились записи самого Василия Кирилловича: «Имел счастие читать государыне императрице у камина. Стоя на коленях… И по окончании оного чтения удостоился получить из собственных ее императорского величества рук всемилостивейшую оплеушину».

Впрочем, данный эпизод вспоминался поэтом как радостное событие. А вот случай с кабинет-министром Аркадием Волынским описан Тредиаковским с болью: «В понедельник ввечеру пришел ко мне кадет Криницын и объявил мне, чтобы я шел немедленно.

Подпоясав шпагу и надев шубу, пошел с ним тотчас и, сев с ним на извощика, начал спрашивать его учтивым образом, куда он меня везет. На что мне ответствовал, что везет меня к его превосходительству кабинет-министру Аркадию Петровичу Волынскому, а зачем — сказать не знает. Когда мы прибыли, его превосходительство начал меня бить — пред всеми толь немилостиво по обеим щекам, что правое мое ухо оглушил и левый глаз подбил, что он изволил чинить мне в три или четыре приема. Потом, с час времени спустя, его превосходительство приказал мне спроситься, зачем я призван. Должно было мне сочинить приличные стихи к маскараду. С сим и отправился в дом мой, куда пришед, сочинил оные стихи и размышлял о моем напрасном безчестии и увечьи».

На этом издевательства кабинет-министра над поэтом не закончились. Тредиаковский решил пожаловаться на Волынского. Осмелился искать защиту у фаворита Анны Иоанновны.

С этим и отправился Василий Кириллович к всесильному герцогу Эрнсту-Иоганну Бирону. На беду Тредиаковского, в это время к фавориту императрицы приехал Аркадий Петрович Волынский.

Увидев в приемной Бирона Тредиаковского, кабинет-министр понял, зачем явился сюда поэт. Возмущению вельможи не было предела.

Он тут же стал бить Василия Кирилловича, затем вышвырнул его из приемной и велел арестовать.

Хоть и не любил Волынского фаворит императрицы, но в расправу над поэтом не вмешался.

Спустя несколько часов кабинет-министр заглянул в арестантскую камеру, где находился, в который раз опозоренный и униженный, Тредиаковский.

Как описывал свои злоключения Василий Кириллович: «…его превосходительство прибыли и сами, велели с меня снять шпагу и всего оборвать и бить палкою по голой спине. Дано мне с 70 ударов. Потом всего меня изнемогшего отдали под караул, где я ночевал на среду, твердя наизусть стихи, хотя мне уже не до стихов было.

В четверток призван я был в дом к его превосходительству, где был взят пред него и много бранен. А потом объявил он мне, что расстаться хочет со мной еще побивши меня.

Я с великими слезами просил его превосходительство умилостивиться надо мною, всем уже изувеченным, однако не преклонил он сердца, так что тот час велел караульному капралу бить меня палкой десять раз, что и учинено. Потом отпустил меня домой с такими угрозами, что я еще ожидаю такого же печального от него несчастия…».

Об этом ли мечтал поэт в молодости, в Париже, когда готовился вернуться на родану и служить Отечеству?

«Ах, грезы Парижа, — не возвратны, как молодость…» — писал другой русский поэт в ином веке. Но, возможно, так думал и Василий Тредиаковский.

Однажды он обратился к Бирону с просьбой назначить его секретарем к русскому посланнику в Париже Антиоху Кантемиру. Герцог сообщил об этом императрице.

Анна Иоанновна возмутилась:

— Вскормили, взлелеяли безродного, а он, неблагодарный, к французам решил податься!.. До конца дней своих будет предо мной на брюхе елозить!..

«На брюхе» Тредиаковскому вроде бы не приходилось, а вот на коленях не раз ползал перед государыней. Когда поэт приносил Анне Иоанновне очередную оду, его заставляли от дверей зала до трона передвигаться на коленях.

Императрица и ее двор насмехались не только над автором, но и над его творениями. Иногда Анна Иоанновна в шутку наказывала приближенных: заставляла заучивать отрывки из творений Василия Кирилловича.

Подобную «шутку» приписывали и императрице Екатерине II. «Залегкую вину» ее придворные были обязаны прочесть страницу-другую из произведения Тредиаковского «Телемахида», — отмечали современники.

Не менее болезненными для Василия Кирилловича были насмешки собратьев по перу. Известно, что Михаил Ломоносов и Александр Сумароков относились к творениям Тредиаковского пренебрежительно. От полемики по поводу ямбов и хореев поэты переходили к неприкрытым оскорблениям.

В своей комедии Сумароков вывел Василия Кирилловича под видом бездарного пошлого Тресотинуса.

Еще дальше в развенчании коллеги пошел Ломоносов. В его эпиграмме на Тредиаковского есть и такие строки:

Языка нашего небесна красотаНе будет никогда попрана от скота….

Василий Кириллович не остался в долгу и в ответной эпиграмме выдал Михаилу Васильевичу:

Когда по твоему сова и скот уж я,То сам ты нетопырь и подлинно свинья…

И талантам свойственна горячность и несдержанность в выражениях.

С воцарением в 1741 году Елизаветы Петровны положение Тредиаковского при дворе лишь ухудшилось. Хотя именно Елизавета пожаловала его «по докладу сената, в профессоры Академии».

Несмотря на невзгоды, Василий Кириллович не раз заявлял: «Хоть на коленях, а задуманное исполню!..».

В 1735 году вышла в свет его теоретическая работа «Новый и краткий способ сложения российских стихов», в которой он доказывает необходимость реформы старого силлабического стиха. А спустя несколько лет Тредиаковский предложил реформировать правописание на фонетической основе.

Он постоянно занимался переводами с французского и с латыни. Благодаря ему русский читатель познакомился с девятитомной «Древней историей» и шестнадцатитомной «Римской историей» Шарля Роллена. Его лекции Тредиаковский слушал в Париже.

Позднее Василий Кириллович перевел на русский язык и издал труд еще одного французского автора: «История о Римских императорах» Ж.-Б. Кревье в четырех томах. Несмотря на постоянную нужду, все эти книги Тредиаковский печатал за свой счет.