Сергей Поликанов - Разрыв. Записки атомного физика

Всеми делами в секторе заправляет Кутиков, человек мягкий и покладистый. Это он поручил мне в первый день плавить парафин. Что касается Вэ-Ка, то у него всегда куча идей, и вместе с ним всегда работает много студентов. Вообще Вэ-Ка держится независимо и работать с ним хорошо. Вася, который рассказывал мне про сектор, оказался славным парнем, простым и честным. Недаром, как выяснилось, в секторе все любили его. В ЛИПАН Вася попал из армии, и тут обнаружилось, что у него, деревенского парнишки, просто золотые руки. Человек без образования, Вася был незаменим, когда требовалось выполнить тонкую ручную работу. Был у Васи один недостаток, и он, зная его, но не в силах от него избавиться, страдал. Вася не мог отделаться от усвоенной им где-то привычки во время разговора вставлять в каждую фразу одно, только одно, нецензурное слово. Но Васе это прощалось. Уж больно безобидно оно звучало у него. Остался бы Вася на всю жизнь рукоделом, которого все уважают, но нет, помешали. Уговорили его, следуя „велениям времени”, поступить в вечернюю школу, а затем на вечерний факультет института. Кончилось все это тем, что получил Вася диплом физика и обратился в заурядного инженера, дежурящего на атомном реакторе. Как у него все пошло дальше, не знаю. Потерял я его из виду.

Я довольно быстро сблизился с Эн-Эном, хотя многие не без основания считали его человеком желчным, колючим, склонным к ссорам. Поручив мне в первые же дни спаять радиосхему, он вскоре пришел посмотреть мою работу. До этого я не держал в руках паяльника, и то, что увидел Эн-Эн, было паутиной 113 проводов. Он произнес что-то язвительное, но, поняв по моему лицу, что продолжать не стоит, уже спокойно взял меня за рукав и отвел в одну из комнат, где работал наиболее опытный радиомонтажник сектора.

— Проведите здесь несколько дней и посмотрите, как надо монтировать радиосхемы.

Это было решение, достойное хорошего учителя, и вскоре я знал много маленьких секретов, которые приходят с опытом. Через некоторое время я обнаружил, что, когда речь заходила о ядерной физике, Эн-Эн был намного слабее меня. Однако там, где надо было искать техническое решение и работать руками, соревноваться с Эн-Эном было невозможно. Довольно быстро мы оба поняли, что вместе составляем неплохой тандем. Нередко случалось, что домой мы уходили близко к полночи. Вообще это было удивительное время. Редко, когда кто-нибудь уходил с работы в полагающийся час. Окна в Главном здании светились допоздна, и я очень часто видел, как поздно вечером около кабинета Курчатова толпились люди, ожидая начала совещания.

Однажды с утра я заметил в секторе оживление. Оказывается, приехал Георгий Николаевич Флеров. Это случилось недель через шесть после моего прихода в сектор. Гэ-Эн зашел ко мне познакомиться. Крепкого сложения, лысоватый, в кожаной куртке с молнией, видимо, оставшейся от службы в авиации, он был тогда для меня почти кумиром. Расспросив меня о работе, Гэ-Эн ушел, и на другой день его уже не было в ЛИПАНе.

Похоже, что силы, воли, энергии у Гэ-Эн хватает, и даже с избытком. И это не все. Хоть и ходят про него слухи, что он „зажимала”, но в разговоре с ним чувствуешь, что есть в нем что-то притягательное. К посредственностям его никак уж не причислишь.

Несколько месяцев, которые я провел в ЛИПАНе, занимаясь дипломной работой, оказались достаточными, чтобы составить представление об этой лаборатории. Здесь в Главном здании были сделаны первые шаги к атомной бомбе. Здесь зарождались и обдумывались планы работ, в которые были вовлечены тысячи людей разных специальностей - химики, металлурги, механики. К тому времени, когда я пришел в ЛИПАН, Главное здание было уже небольшой частью всей лаборатории. К этому времени работы над атомной бомбой переместились в место, удаленное от Москвы, а за ЛИПАНом сохранилась роль лаборатории, где проводились исследования, направленные на поиск новых путей использования атомной энергии, а также теоретические разработки в области ядерной физики. Группа Флерова, в которой я оказался, в значительной степени была поглощена изучением деления атомных ядер.

Словно густой туман, ЛИПАН окутывал дух секретности. Писать разрешалось только в специальных журналах. По окончании работы надо было в присутствии сотрудника охраны и пожарника налепить на веревочку, пересекающую обе половинки двери, пластилин и поставить на него с помощью латунной „печатки” свой номер. Доступ к отчетам о научных исследованиях, хранящимся в первом отделе, был ограничен, и молодые физики, вроде меня, не знали даже названий имеющихся отчетов. Все это порождало атмосферу некоторой настороженности, и, общаясь с знакомыми из других секторов, я не спрашивал их, чем они занимаются. Они тоже не спрашивали меня.

По мере того, как приближался срок защиты дипломного проекта, все чаще возникал вопрос, куда я попаду работать. Встречая иногда по дороге в лабораторию знакомых студентов, я спрашивал их о перспективах остаться в ЛИПАНе, и они интересовались тем же. Конечно, мы не опасались остаться без работы и, более того, были уверены, что нас будут „рвать на части”. Ведь нужда в физиках была очевидна.

Месяца за два до окончания дипломной работы Эн-Эн сказал мне, что на меня направлена заявка в министерство. Меня хотят оставить работать в секторе, и Курчатов подписал нужную бумагу.

Наши дипломы „обмывались” в ресторане „Арагви”. По этому торжественному случаю нам удалось добыть любимое вино самого Сталина „Хванчкару”. Мы ели шашлыки, все были довольны. Каждый уже знал место своей работы. Оставались некоторые формальности - получение в министерстве „путевок” на работу. Была полночь, когда мы вышли на Пушкинскую площадь. Кто-то затянул песню. Мы дружно подхватили ее, но к нам подошел милиционер. Признав нас за вполне солидную публику, он попросил соблюдать тишину:

— Уже поздно, ребята.

На другой день я отправился на Солянку, где находилось наше министерство. В бюро пропусков нас ждали листочки с нашими фамилиями, и там же была указана комната, где мы получим нужные документы. Со мной были двое моих сокурсников, как и я делавших дипломные работы в ЛИПАНе. В комнате, куда мы пришли, склонившись над бумагами, сидел полковник НКВД. Мои сокурсники быстро получили документы и ушли. Очередь дошла до меня.

— Вот ваша путевка. Распишитесь в правом нижнем углу. — Кадровик пододвинул ко мне небольшой листок. Я взял ручку и собирался уже было расписаться.

— До работы доберетесь следующим образом. С Киевского вокзала на поезде доедете до станции...

Я уже не слушал далее, что объяснял полковник. Меня направляют в Обнинск. Я знал, что в Обнинске занимаются делами практическими, связанными главным образом, с атомными реакторами. Накопление ядерного горючего. Этой проблемой руководит знакомый мне профессор. Он читал у нас лекции по расчету атомных реакторов, и мне всегда нравился. Кажется, он спокойный и доброжелательный человек. Оказывается, он обратился в министерство с просьбой направить меня к нему после защиты дипломного проекта, и министерство решило вопрос в его пользу. Как поступить? Наверное, все же лучше остаться в ЛИПАНе. Работа мне нравится, и я, похоже, стал уже своим человеком в секторе Гэ-Эн. Я отложил ручку в сторону.