Майя Бессараб - Так говорил Ландау

Пётр Леонидович не скрывает возмущения:

«Главное, вот уже год по неизвестной причине наука, как советская, так и вся мировая, лишена головы Ландау.

Ландау дохлого здоровья, и если его зря заморят, то это будет очень стыдно для нас, советских людей».

Я слышала от Капицы, что Молотов пригласил его для разговора, беседа длилась минут двадцать и Капице было предложено изложить свои соображения руководству НКВД. Говорил он с Меркуловым и Кобуловым, а это были суперпалачи режима, их даже расстреляли за садизм несколько лет спустя. Вот тогда и возникла идея освободить Ландау на поруки. Посадили лучшего в стране физика-теоретика, учёного с мировым именем, надо же было как-то выходить из этого положения: просто так освободить означало бы, что признали свою ошибку, ну, а на поруки — совсем другой оборот.

Побывав на Лубянке, Пётр Леонидович написал письмо:

П. Л. КАПИЦА — Л. П. БЕРИИ

26 апреля 1939 года

Прошу освободить из-под ареста арестованного профессора физики Льва Давидовича Ландау под моё личное поручительство.

Ручаюсь перед НКВД в том, что Ландау не будет вести какой-либо контрреволюционной деятельности против советской власти в моём институте, и я приму все зависящие от меня меры к тому, чтобы он и вне института никакой контрреволюционной работы не вёл. В случае, если я замечу со стороны Ландау какие-либо высказывания, направленные во вред советской власти, то немедленно сообщу об этом органам НКВД.

П. Капица

Разумеется, надо было любой ценой спасти гениального физика из тюрьмы. Но всё же было что-то унизительное в этом полицейском документе. Недаром бедный Дау никогда ни словом не обмолвился о его существовании.

Вероятно, наличие этого документа наложило отпечаток и на отношения между Капицей и Дау: они никогда не были близкими друзьями. Правда, Пётр Леонидович, будучи отличным директором, всегда соблюдал известную дистанцию в отношениях со своими сотрудниками, но с Дау он держался подчёркнуто отдалённо. По-видимому, письмо, которое он направил Берии, сыграло здесь главную роль.

Надо, однако, сказать, что Дау не принадлежал к числу людей, стремящихся забыть о благодарности тем, кто оказал им услугу; Дау всегда повторял, что Капица спас его от смерти.

Освобождение Ландау рассматривается историками как исключительный случай. Профессор Уолтер Лакуер, один из наиболее серьёзных исследователей, пишущих о Советской России, в фундаментальном труде «Сталин. Откровения гласности» подчёркивает:

«Было мало дел, когда Сталин и Берия были готовы пойти на компромисс. Когда Лев Ландау был арестован 28 апреля 1938 года, ему не было и тридцати, но он уже был всемирно известным физиком. Его обвинили в разного рода контрреволюционной деятельности, и жизнь его висела на волоске. Однако он имел влиятельного друга и защитника — Петра Капицу, который в официальных письмах Молотову и Берии объяснил, что Ландау занимался чрезвычайно важными проблемами, что он незаменим и что его можно было бы освободить под его, Капицы, персональную ответственность. Ландау освободили. Капица проявил огромную смелость, потому что властям ничего не стоило распорядиться об аресте и ликвидации Капицы».

Здесь не упомянут другой, ещё более влиятельный защитник Дау, Нильс Бор. Дау и сам рассматривал своё освобождение как чудо, да это и было чудо.

Но вот дутое дело, состряпанное в недрах НКВД, было прекращено почти через четверть века после смерти Ландау, по всей вероятности после того, как в период гласности пишущая эти строки обратилась к руководству КГБ с просьбой разрешить ознакомиться с делом Ландау. Надо сказать, что разрешение было получено без проволочек, более того, мною был получен бесценный подарок — фотография из дела Ландау. Документ от 23 июля 1990 года гласит:

«1. Постановление НКВД СССР от 28 апреля 1938 года о прекращении дела Ландау Льва Давидовича с передачей его на поруки — отменить.

2. Уголовное дело в отношении Ландау Льва Давидовича прекратить на основании ст. 5 п. 2 УПК РСФСР — за отсутствием в деянии состава преступления».

Нельзя сказать, что тюрьма изменила Дау. Он стал чуть меньше болтать при малознакомых людях — вот и всё. Однако никакой осторожности в том смысле, чтобы не наживать себе врагов резкими замечаниями, у него по-прежнему не было. Вот один из примеров.

Однажды Дау случайно зашёл не в ту аудиторию и узнал, что собравшиеся в ней ожидают сенсационного выступления известного профессора, который сделает доклад о своём открытии. Пригласили журналистов и фотокорреспондентов. Дау с большим недоверием относился к сенсациям и решил послушать.

На кафедру поднялся виновник торжества и начал говорить об открытии. Потом он подошёл к доске и запечатлел на ней свои выводы. Закончив, с видом победителя сошел вниз. Гром аплодисментов.

– Прошу прощения, но здесь слишком много ошибок! — воскликнул Ландау, решительной походкой направляясь к доске.

Воцарилось молчание.

– Если эту задачу решить правильно, эффект данной работы сводится к нулю. — Мелок стремительно подчёркивал ошибки. — Работы как таковой вообще нет. Есть математические ошибки.

Положив мелок на место, Ландау удалился. Все хранили молчание.

– Кто, кто его сюда пустил? — простонал триумфатор.

НА НАШЕЙ ПРИРОДНОЙ ПОЧВЕ

Говорят, мы мелко пашем,

Оступаясь и скользя,

На природной почве нашей

Глубже и копать нельзя.

Мы ведь пашем на погосте,

Разрыхляем верхний слой,

Мы задеть боимся кости,

Чуть прикрытые землей.

 В Отделе науки ЦК КПСС Ландау не жаловали. Это учреждение пыталось представить Льва Ландау как третьеразрядного учёного. Известно, что был рассыпан набор журнала «Техника — молодежи», дерзнувшего взять интервью у академика Ландау. Отделу науки особенно не нравилось то, что он пользовался такой популярностью. Это трактовалось как «нездоровый ажиотаж».

Л. Д. Ландау. 40-е годы.

В саду Института физических проблем. Конец 50-х годов.

На Западе Ландау отдавали должное. Однажды Кора попросила меня перевести статью из американского научного журнала, которая заканчивалась так:

«Ландау опережает мировую науку. Когда он в 1959 году выступил на Киевской конференции, мы ничего не поняли. Прошло четыре года упорного труда, и только теперь мы поняли, о чём тогда говорил Ландау. Такого физика, как Лев Ландау, в США нет».

А когда в Англии вышел в свет сборник научных работ учёного, появилась рецензия, где говорилось: «Этот солидный том, собрание трудов Ландау, возбуждает чувства, подобные тем, которые вызывает полное собрание сочинений Вильяма Шекспира или Кехелевский каталог сочинений Моцарта. Безмерность совершённого одним человеком всегда представляется невероятной».