Шарль Диль - Византийская императрица

Когда, несколько месяцев спустя после этого события, престарелый Юстин скончался, Юстиниан без всяких препятствий наследовал ему, и Феодора разделила с ним власть. В продолжение двадцати одного года она считалась самодержавной повелительницей самой обширной и блестящей империи в мире.

V

Такова история Феодоры, рассказанная Прокопием. В последнее время некоторые историки вновь обратились к легенде о Феодоре, отказывая в правдоподобии рассказу памфлетиста. Каким образом, не без основания спрашивали они, если Феодора действительно на глазах у всех начинала свою сомнительную карьеру, столь шокировавшую Константинополь, среди ее современников отыскался всего лишь один, сохранивший воспоминание об юности императрицы? Действительно, кроме Прокопия, ни один историк не рассказывал ничего подобного о Феодоре, не намекал ни одним словом на ее скандальное прошлое. Нельзя объяснить этого осторожного молчания и уважением к императору, или страхом навлечь на себя гнев императрицы: многие из историков, в особенности среди духовных лиц, не остановились бы перед всевозможными оскорблениями по адресу императрицы-, еретички, не побоялись осыпать ее проклятиями. И если даже предположить, что современники молчали из страха, то смерть Юстиниана и Феодоры могла бы развязать языки. А если они этого не сделали, то какого доверия заслуживает, в виду всеобщего молчания, единственное свидетельство Прокопия? Если перед тем, как стать императрицей, Феодора была действительно знаменитой куртизанкой, каким образом в день мятежа 532 года, когда взбунтовавшийся народ бросал в лицо Юстиниану самые ужасные оскорбления, не сказано было ни одного дурного слова в адрес Феодоры? Каким образом, наконец, Юстиниан, которого даже его противники изображают человеком с характером, мог дойти до того, чтобы назвать сначала своей возлюбленной, а потом женою женщину, от которой сторонились на улицах прохожие? Он слишком рисковал бы в таком случае своей популярностью, подобным поступком он закрывал себе дорогу к трону; а в момент встречи с Феодорой он не был уже юношей, способным на всевозможные безумства.

Как бы ни были с виду справедливы подобные замечания, какими бы основательными ни представлялись сомнения в свидетельствах Прокопия — не следует однако стараться слишком обелить ту, честь которой он так оскорбительно запятнал; и хотя, начиная с VI столетия, находилось немало писателей, которые в угоду Юстиниану открывали его супруге чуть ли не двери в рай — слишком парадоксально было бы изображать ее добродетельной. Достойно сожаления, что Иоанн, епископ Ефесский, который близко знал Феодору, воздержался из уважения к сильным мира повторить все оскорбительные слова, которыми благочестивые монахи, исполненные грубой правдивости, не раз осыпали, по его свидетельству, императрицу. Одно несомненно, что среди современников находились порицатели Феодоры и кроме Прокопия и что лица императорской свиты, секретарь Приск, Иоанн Каппадокийский знали за ней немало слабостей.

Многие черты в характере Феодоры — снисходительность, с которой она относилась к несчастным девушкам, погибавшим скорее в силу нужды, чем из любви к пороку, меры, которые она принимала для их спасения, пытаясь освободить их от «ига постыдного рабства», как выразился один из историков VI века, несколько надменная суровость, с какой она всегда относилась к мужчинам — как бы указывают на то, чем она была сама в молодости. Кроме того, многое, что кажется непорядочным и невероятным, гораздо менее оскорбляло нравственное чувство византийцев VI века. Сохранилось немало свидетельств о том, что многие порядочные люди, из чувства чистого сострадания, не раз выкупали из известных домов несчастных девушек и женились на них, и общественное мнение скорее склонно было удивляться, чем порицать подобный образ действия. Понятно, что при подобных взглядах на вещи Юстиниан свободно мог жениться на Феодоре, не слишком поразив своих современников. Не может быть также сомнения, что Феодора в момент своей встречи с Юстинианом уже имела за собой сомнительное прошлое: после двухлетнего отсутствия Феодору просто успели забыть в Константинополе.

Как бы там ни было, необыкновенная судьба Феодоры, вознесшая ее на престол, поразила воображение народа. Молва особенно живо занялась ею после ее смерти и, уже начиная с IX века, легенда прославляла кроме ее красоты, чистоту ее души, величие ее ума и безукоризненность ее нравственных правил и, не стесняясь сравнивать ее с благочестивой матерью Константина, святой и блаженной Еленой, легенда видела в Феодоре «настоящее воплощение всех благих Божиих даров».

Точно также легенды XII и XIII столетия, не довольствуясь прославлением ее необыкновенной красоты, выставляли ее самой умной, образованной и выдающейся женщиной своего века. Сирийские варианты относятся к ней еще более благосклонно. В своем стремлении возвеличить покровительницу их толка, монофизиты XII века называли отцом Феодоры, вместо бедного сторожа при цирке, благочестивого старца, ревностно стоявшего за монофизитские идеи, и прибавляли, что когда Юстиниан, увлеченный красотой и умом молодой девушки, явился просить у отца ее руки, этот почтенный человек дал согласие наследнику престола только с условием, что он никогда не попытается принудить Феодору принять исповедание веры, установленное на нечестивом, по их мнению, халкедонском соборе. Громкая слава Феодоры не миновала и самых отдаленных монастырей запада. Хроникер XI века Эмон де Флери рассказывает, что Юстиниан и Велизарий, связанные в свои юные годы самой тесной дружбой, встретили однажды двух сестер, Антонию и Антонину, происходивших из рода амазонок, но принужденных, после того, как они попали в руки византийцев, заняться постыдным ремеслом. Велизарий сошелся с одной из них, Юстиниан полюбил другую; последняя, которой была предсказана гадалкой блестящая судьба, ожидавшая ее возлюбленного, заставила его дать ей обещание, что сделавшись императором, он женится на ней. Вскоре Юстиниан и Антония расстались, но будущий император дал своей возлюбленной кольцо в залог исполнения своего обещания. Прошло время, Юстиниан стал императором, и однажды у ворот дворца появилась богато одетая женщина необыкновенной красоты, потребовавшая аудиенции у Юстиниана. Император не сразу узнал ее, но она показала ему кольцо, напомнила о прежнем его обещании, и Юстиниан, охваченный прежней страстью, провозгласил тут же императрицей прекрасную амазонку. Народ был несколько удивлен этим внезапным браком. Но недовольных казнили, и Антония разделила трон с Юстинианом.